Лучшие стихи о войне на Донбассе

*Этот цикл стихов был написан летом 2017 года во время тяжёлых боёв под Желобком. Он был посвящён другу автора этих стихов Ларисы Шушуновой - бойцу бригады "Призрак" Антону Дмитриевичу Коровину, ополченцу Волку (07.02.1986 - 18.02.2020). Антон погиб при выполнении боевого задания спустя три года.

Лариса Шушунова

ВОЛЧЬЕЙ ТРОПОЮ*

1.
Третий день на экран монитора
Пялюсь – ты не выходишь на связь.
Ни Христа, ни Перуна, ни Тора,
Мокрый снег да окопная грязь.
На покинутом Богом Донбассе
Третий год ты встречаешь весну
На изрытой воронками трассе,
На войну променяв тишину,
На кошмар мирового пожара.
Всё смешалось – и правда, и ложь.
Иль проснулся в тебе Че Гевара,
На кого ты и внешне похож? –
Мол, давай, продолжай моё дело,
Ты ведь понял истории суть...
Одержимый идеей всецело,
Будь, где хочешь, но главное – будь.

2.

Словно Ярославна во Путивле
На забрале, по ветру – власы,
С неотступной мыслью – как ты?  Жив ли?
Дни считать, минуты и часы
 
В ожиданье. Морде монитора
Трепет безразличен мой и страх,
Да и Той, что косит без разбора
С ледяной улыбкой на устах –
 
Ничего, мол, личного, рутина,
Должность у Неё такая, что ж, –
Тех и тех, с песком мешая, глиной,
Всё равно – за правду ли, за ложь.
 

3.

Ты ещё пешком ходил под стол –
Я уже заканчивала школу.
А процесс неумолимо шёл:
Светлый идеал на кока-колу
Обменял доверчивый народ.
Что – макулатура, стеклотара!
Восемьдесят шёл девятый год,
Угли тлели давнего пожара,
А на них из каждого угла
Все, кому не лень, азартно дули.
Знать тебя тогда я не могла.
Отвести беду теперь смогу ли?    

 
4.

– Руны, говоришь, нарисовать?
Думаешь, помогут? – Улыбнулся. –
Атеист я, надо ж понимать,
Засмеют «коллеги»: мол, свихнулся?
Как там в анекдоте: «Гражданин,
Крест хотя б cнимите или плавки,
Что ль, наденьте», помнишь?
                               –  Юмор, блин!
Третий год уж в этой переплавке.
 

5.

Сказал, что не молился под обстрелом.
–  Зачем? Ведь если Бог тебя убить
Задумал однозначно между делом,
То как твои молитвы изменить
Его решенье смогут? Странно как-то.
И занят вечно Он, и далеко.
В конце концов, ведь есть и чувство такта –
Ему и так-то с нами нелегко.
 

6.

Треугольники белые писем
Заменила всемирная сеть.
Все мы в ней зависаем-зависим...
Ненасытная, добрую треть
Отнимаешь ты времени, в стадо
Превращаешь – и этих, и тех!
Пэрэмога у них или зрада?
Лишний раз помолиться не грех.
Обогни его, пуля, не трогай,
Пусть появится снова «онлайн»!
И тогда я уверую в Бога,
Безо всяких заоблачных тайн.

 
7.

Ты, наверное, с детства был
Не от мира сего, с его
Кривобокой моралью, – пыл
Романтический, волчий вой
Одиночества, честь и долг,
Доблесть – звенья одной цепи.
Позывной себе взял «Волк».
По бескрайней рыщешь степи,
Где капкан на каждом шагу
Приготовил хищную пасть,
Где, таясь, охотник, в снегу,
Ждёт момента, жаждет попасть.
Только бы волхованье моё
Отвратило любое зло,
Только б волчье твоё чутьё
Подвести тебя не могло...

8.

Нарисую защитные руны
На твоей фотографии – пусть
Мироздания звонкие струны
Отзовутся, – прочту наизусть

Из Марины Цветаевой строки
И молитву о воине, чтоб
Миновал тебя жребий жестокий.
Прочь, виденья, сомнения, стоп!

И дурные знамения, к чёрту!
Достучаться до высших бы сфер...
Хоть наивны слова и затёрты,
Полог неба недвижен и сер,

И всей тяжестью давит на плечи
Измождённой безумьем земли, –
Там услышат, пойдут ли навстречу?
Не откажут ли, – мол, отвали? –

Потому что маринина муза,
Мол, за белое дело, а ты –
За венок трудового Союза,
Чтобы красных республик цветы

Украшали терновый, – неважно!
Воевал он, лишенья терпя.
Ну а ей за него было страшно
В ту войну, как и мне – за тебя.

9.

Ты говорил, что веку-волкодаву,
Хоть был порой  и страшен, и суров, -
И скольких он на мельнице кровавой
Перемолол! – всё-всё простить готов,
 
Хоть сам ты Волк, а значит, в волчьей яме,
Живи в то время ты в СССР,
Мог сгинуть бы – с когтями и клыками –
По ложному доносу, например.
 
И всё ж… За то, что в ту эпоху жили,
И гибли, да, и гробили других
Не за дворцы, не за автомобили –
За ценности сверхличные, за них,
 
За них – в любое пекло – шаг за шагом;
За то, что в сорок первом вождь Москвы
Не покидал; за знамя над Рейхстагом
И за металл небесной синевы,
 
У ног лежащей ковриком; «ни пяди
Не отдадим врагам земли родной», –
И не отдали ведь! А эти б...
Да, Крым вернули, но какой ценой!

Донбасс – ему за что  судьба такая?
Иль эти люди недостойны жить?
Я слушала тебя, не прерывая,
Не зная, что на это возразить.

 
10.

Юноша бледный со взором горящим,
Мир переделать нельзя.
Жил бы сегодняшним днём, настоящим.
Скользкая эта стезя

Скольких уже покалечила! Впрочем,
Ты же историк и сам
Знаешь, насколько порою непрочен –
Нет, не в укор небесам –
 
Миропорядок, незыблемый с виду, –
Будто взрывчаткой набит.
Горькую носишь ты в сердце обиду
За вымирающий вид.
 

11.

Молчаливый, ершистый и мрачный,
Как подросток, нескладный, худой.
Позывной себе выбрал удачный.
Да, конечно, ты Волк, но не злой.
 
В час затишья, когда перепонкам
Барабанным даётся покой,
Ты картинки мне шлёшь – то с котёнком,
То с какой-то смешной чепухой,
 
Словно ваших на днях не накрыли –
Еле выжили – вражьим свинцом,
Словно выдуман  весь этот триллер,
Уж не знаю, каким подлецом.
 
Не вчера ли живою мишенью –
Пять часов с ДРГ длился бой –
Довелось побывать? – ополченья
Злые будни. Фонарик-то твой,
 
Что хранился в нагрудном кармане,
Покорёжен осколком. Господь
Удержал твою душу на грани,
Уберёг твою бренную плоть -
 
Мановеньем невидимой длани
Царь Небесный, Владыка светил
Поместился в нагрудном кармане –
Рядового бойца защитил!

Данила Данич

НОВОРОССИЯ

«И, на волнах витязя лелея,
Рек Донец: – Велик ты, Игорь-князь!
Русским землям ты принес веселье,
Из неволи к дому возвратясь»
(Н. А. Заболоцкий)

И сегодня те же басурмане,
Аки кровожадные волки,
Пробираясь в утреннем тумане,
Льют свинец на русские полки.

Под огнём кровавых западенцев
Держатся с утра и до утра
Блокпосты героев-ополченцев,
Как четыре княжеских шатра.

И в речном редеющем тумане
Здесь, на берегах Донца-реки
Снова насмерть стали христиане –
Женщины, шахтёры, казаки.

И в кольчуге блещет Ярославна,
И в руках – мужской тяжёлый меч,
Чтоб не даться варварам бесславно
И степные головы посечь.

Век назад, вот так же, безоружно,
Вёл на смерть свою святую рать
Лавр Георгиевич, чтобы дружно
Безупречно, свято умирать,

Но сегодня времена иные,
Канул ужас окаянных дней.
С вами Бог и новая Россия
Правдою и мудростью своей!

Станислав Минаков

ВОЛЧИЦА
                            
                            Марине Кудимовой
                            
Когда пространство ополчится
и горечь претворится в ночь,
грядет тамбовская волчица –
одна – товарищу помочь.

И на рассерженны просторы,
где дух возмездья не зачах,
но искорежены которы,
глядит с решимостью в очах.

Гнетет серебряные брови
и дыбит огненную шерсть,
и слово, полное любови,
в ней пробуждается как весть.

«Почто, безпечный мой товарищ,
ты был расслаблен, вял и снул!
Покуда тварь не отоваришь,
не размыкай железных скул!

Сжимай – до вражьего издоха –
любви победные клыки!»
Кровава хворая эпоха,
но лапы верные – легки.

    
***

Я Сумы проспал, я очнулся в СумАх —
визжавших, что ржавая гайка.
Упавшее сердце стучало впотьмах:
«Нэгайно, нэгайно, нэгайно»*.

Что мает, имает меня на испуг,
играет в ночи как ногайка?
Так — залпом, внезапно, немедленно, вдруг:
«Нэгайно, нэгайно, нэгайно».

Ахтырка, ах ты-то, чернея, как нефть, —
заржавела или заржала?
Как будто регочут, снося меня в неть, —
ягайло, скрыгайло, жаржайло.

И скрежет, и режет, и гложет, и лязг,
и фары, и гвалт инфернальный.
Литвин, галичанин нахальный и лях
затеяли грай погребальный?

Три чорта — три ражих, три рыжих черта
пролаяли, будто над прахом.
Но я — не закончен! И вряд ли черта
отчерчена слухом и страхом.

Я русский бы выучил только за то б,
что в нём — благодатная сила,
за то, что Солоха, грызя Конотоп,
от русского — кукиш вкусила.

Не слышать, не видеть, не знать, не терпеть
нэгайной и наглой их воли.
Скажи, Богодухов, и Харьков ответь:
доколе, доколе, доколе?

_________
Нэгайно (малоросс.) - немедленно.

***

Русский язык преткнётся, и наступит тотальный хутор.
И воцарится хам — в шароварах, с мобилой и ноутбуком.
Всучат ему гроссбух, священный, фатер его с гроссмуттер:
бошам иль бушам кланяйся, лишь не кацапам, сукам.

Русский язык пресечётся, а повыползет из трясин-болотин
отродье всяко, в злобе весёлой плясать, отребье.
Но нам ли искать подачек в глумливых рядах уродин!
Не привыкать-знать — сидеть на воде и хлебе.

Перешагни, пере- что хочешь, пере- лети эти дрянь и мерзость,
ложью и ненавистью харкающее мычанье!
...Мы замолчим, ибо когда гнилое хайло отверзлось,
«достойно есть» только одно — молчанье.

Что толку твердить «не верю», как водится в режиссуре!
...Мы уйдём — так кот, полосатый амба*, почти без звука
от убийц двуногих уходит зарослями Уссури,
рыжую с чёрным шерсть сокрывая между стеблей бамбука.

Водка «Тигровая» так же горька, как старка.
Ан не впервой, братишки, нам зависать над бездной.
Мы уйдем, как с острова Русский — эскадра контр-адмирала Старка,
покидая Отчизну земную ради страны Небесной.

Андрей Дмитриев

ПОГРАНИЧНОЕ СОСТОЯНИЕ
                                  
                                  Станиславу Минакову
                                  
Мы посмотрим ещё, чья бумага
дольше вытерпит, позже сгорит.
Я сбегу из-под вашего флага.
Соскочу с безнадёжных орбит.

Так и брызжет слюной с никотином,
издавая хронический рык,
власть фригидная с «гэ» фрикативным.
Так и вырвет мой грешный язык.

В огороде пасутся дебилы,
дядьки в Киеве сходят с ума:
«Убирайся в свои Фермопилы!
Заскучала твоя Колыма…»

И грозят из динамика в спину,
что моей здесь не будет ноги.
Так и ждут, что копыта откину –
и припишут чужие долги.

Это мы проходили: в два счёта
приучали себя к нищете,
а спартанцы по кругу почёта
возвращались домой на щите.

К Фермопилам давай, к терриконам,
где копьё до звезды достаёт,
где препятствовать волчьим законам
соберётся не больше трёх рот –

дармоедов встречать, мародёров
(для прикрытья – отечества дым),
где подпишутся триста шахтёров
за меня. А тогда – поглядим.

***

Этой местности злые складки
прирастают тобой, боец
получая в сухом остатке –
дым за речкой Сухой Торец.

Вертолёты снуют над Летой,
обозначив её черты.
Мнемозина с гвардейской лентой.
участившийся пульс тщеты.

Это песня о пуле-дуре,
Это вечность поёт с листа.
Это витязь в тигровой шкуре
откликается с блокпоста.

Это Бог – не судья, а тренер,
он вписался за наш район.
Позывные «Цыган» и «Север».
Обретённая связь времён.

В этой местности после боя
сломит ногу незваный чёрт.
Но пронзительно пахнет хвоя
и блаженствует Славкурорт.

Это сосны скрипят по-русски,
открывая такой обзор,
будто ангелы, сняв разгрузки,
отсыпаются у озёр.

Будто нет ни беды, ни бездны,
Ни терзаний: «какой ценой».
Расточительный свет небесный.
Накопительный счёт земной.

***

Господь приглаживает склоны
Безоговорочной зимы.
Переезжают батальоны,
куда прикажет гетман тьмы.

Мелькают смутные селенья,
трещат холопские чубы.
Ты пропадёшь из поля зренья
не в меру бдительной судьбы.

Суровый контур террикона.
Тревожный трепет камыша.
Из своего укрепрайона
уходит робкая душа.

Но Тот, Чьим замыслом пронизан
её маршрут, - без суеты,
спокойно смотрит в тепловизор
с господствующей высоты.