Один из наших лучших экипажей Су-24М в Сирии (интервью с экипажем)

При первом знакомстве с командиром авиаторов разговор, можно прямо сказать, не получился. Не вовремя я пришёл. Поэтому довелось выслушать кое-что и о журналистике вообще, и об освещении в прессе боевой работы экипажей ВКС. Если говорить о «журналистике вообще», то с некоторыми мыслями командира на сей счёт я бы согласился. А вот в остальном можно было бы и поспорить, но тогда было не до этого. Я вышел из КП… И вот новая встреча. На этот раз командир открыто и дружески улыбнулся мне.

– Смело пишите о любом экипаже Су-24, эти ребята заслуживают не только благодарностей, но и высоких наград.

Мы на ходу перекинулись несколькими фразами, и офицер быстрым шагом направился к своему самолёту. У меня сразу отлегло от сердца. Лётчики – народ добрый и понятливый. Ну, поспорили. На земле можно проявить и эмоции, а вот в небе, при выполнении боевого задания, такого у них не бывает.

И вот в один из дней я ожидал возвращения из боевого вылета экипажа фронтового бомбардировщика Су-24. Было утро. Ещё не так сильно донимала жара. Возможно, что и это тоже повлияло на настроение пилотов. Но главное – они отлично выполнили боевую задачу. Поэтому на лицах подошедших лётчиков светились улыбки.

– Здравствуйте, – протянул мне руку командир экипажа, как будто мы знакомы много лет.

Я сразу понял, что мы уже встречались. И не здесь, не в Хмеймиме. Об этом я и спросил майора. Командир экипажа тут же напомнил мне все обстоятельства нашего знакомства. И сразу разговор пошёл о сослуживцах и общих знакомых в России, как и бывает в таких случаях.

Конечно же, экипажу надо было перевести дух – позавтракать, переодеться, а тут ещё намечалось маленькое совещание, поэтому повторно мы встретились уже вновь где-то через полчаса.

– Если не секрет, то сколько боевых вылетов вы совершили? – спросил я.

– Да уже более ста, – ответил Командир.

Я ещё раз поясню, как сделал это в одной из недавних моих корреспонденций о военных лётчиках авиационной базы Хмеймим, почему пишу слово «командир» с большой буквы. Сегодня ещё не пришло время назвать имена и фамилии членов экипажа по известным причинам. Поэтому они – Командир и Штурман.

В успех каждого вылета вложен труд не десятков, а значительно большего числа специалистов — огромного коллектива

– Наверное, сложнее работать по ночам? А то, что вы совершаете боевые вылеты в тёмное время суток, все мы прекрасно слышим. Сказал бы видим, но это не будет вполне соответствовать истине. Вы ведь вылетаете в разных направлениях. Так что иногда можно увидеть стремительно уходящую в высоту светящуюся звёздочку работающих двигателей ваших самолётов, а иногда – нет. Зато грохот при взлёте не услышать нельзя. Его ни с чем не перепутаешь.

– Спать мешаем? – пошутил Командир.

– Да нет, – отвечаю, – мне это привычно. Грохот двигателей взлетающих самолётов даже приятен. Я ведь в Афганистане на аэродроме Кабул слышал его почти два года… Поэтому, когда вы взлетаете, мы, остающиеся на авиабазе, радуемся за вас и в то же время беспокоимся. А когда возвращается самолёт, выполнивший боевое задание, облегчённо вздыхаем: «Вернулись…Значит, всё хорошо».

– Приятно слышать такие слова, – говорит Командир. – Для нас не имеет особого значения, в какое время суток мы летаем. Одну неделю работаем ночью, другую – днём. Мы можем летать в любых метеоусловиях – и в простых, и в сложных. Да хоть вверх ногами – в любой обстановке.

Командир опять пошутил – такой уж у него жизнерадостный характер. А тут всё к одному – удачно прошёл боевой вылет, хорошее выдалось утро, да и корреспондент в кои-то веки пришёл поговорить. Тем более – старый знакомый.

– Самолёт, в данном случае наш фронтовой бомбардировщик, – это оружие коллективное. В успех каждого вылета вложен труд не десятков, а значительно большего числа специалистов – огромного коллектива, – продолжает рассказ Командир. – Поэтому мы не имеем права допустить какую-то ошибку. Мы просто не можем их подвести.

– А чувство опасности, оно даёт о себе знать при выполнении боевых задач?

– Сказать, что привыкаешь, – это покривить душой. Здесь именно лётчики чаще сталкиваются с наибольшей опасностью. Поэтому думаешь больше не о себе, а о других. Я очень дружил с подполковником Олегом Пешковым, которому посмертно присвоено звание Героя Российской Федерации. Я летал с ним, когда он получал «лётчика-снайпера». А он в свою очередь был у меня замечательным инструктором. Он очень любил небо, самолёты и свою семью. Видите, как его военная судьба сложилась. Где опасность – там и подвиг. Свои жизни мы, бесспорно, ценим. Но мы помним и о том, что от нашей работы порой зависят жизни сотен людей. Поэтому о чём тут говорить.

– Согласен. На войне надо научиться жить. Жить, не думая об опасности. Хотя в боевой обстановке она всегда рядом.

У Командира общий налёт около 1700 часов. Он – военный лётчик первого класса. Летать начал ещё в аэроклубе на «Вильге-35А». Потом – на училищных Л-39 и МиГ-23У, на полковом МиГ-23МЛД в войсках, а затем уже и на Су-24, освоив все его модификации. Является инструктором-парашютистом, совершил 768 прыжков с парашютом. В Хмеймиме Командир уже бывал раньше. В прошлом году перегонял сюда борт Су-24. Взлетели в России, дозаправились над Каспийским морем и совершили посадку на авиабазе в Сирии, подтвердив возможность беспосадочного перелёта и расчёты штурманов.

Они сидят в кабине самолёта рядом – Командир слева, а Штурман – справа. По возрасту Командир годится в отцы своему младшему боевому товарищу, но это никак не сказывается на слаженности работы экипажа.

– Может, пойдёшь отдохнёшь после вылета? – спрашивает Командир Штурмана.

– Да нет, я ещё посижу с вами, интересно поговорить.

– Мой штурман – самый молодой у нас, – именно с той гордостью, которая сродни отцовской, рассказывает об успехах подчинённого Командир, – он уже работает на уровне первого класса. А ведь воинское звание у него – лейтенант. До поступления в военный вуз учился в общеобразовательной школе-интернате с первоначальной лётной подготовкой. Одним словом, кадет. Общий налёт уже под 600 часов, боевых вылетов столько же, сколько и у меня, – уже перевалило за сотню. Летал на Ан-26Ш, Ту-134Ш, а теперь, как и я, летает на Су-24 всех модификаций. Штурмана можно сравнить с хирургом – он умеет выбрать главное и отсечь всё лишнее.

– Ни один вылет не похож на другой, каждый по-своему особенный, – со словами Командира, кивая головой, соглашается Штурман. – Бомбовая нагрузка у нас обычно – четыре «пятисотки». В основном летаем выше верхней границы поражения ПЗРК. Да, вы вот спрашивали про ночные вылеты. Так я вам скажу, что для нас они более спокойны – ты видишь всё, а тебя не видит никто. Когда экипаж «влётан» и подготовлен, в том числе как морально, так и психологически, степень сложности и время суток практически не влияют на качество нашей боевой работы, влияет только специфика поставленной задачи. Одно дело работать по бездушной технике, другое дело, когда мы действуем в самой непосредственной близости к позициям сирийских военнослужащих. Поэтому тут нужна ювелирная точность. И нас научили наши замечательные инструкторы добиваться такого качества попадания обычными боеприпасами, как это бывает при применении высокоточного оружия.

Когда экипаж «влётан» и подготовлен, степень сложности и время суток практически не влияют на качество боевой работы, влияет только специфика поставленной задачи

– А теперь о разнице в возрасте. У нас один общий интерес – самолёт. Когда мы летаем, два человека и самолёт превращаются в один– живой рабочий организм. Мы очень любим свои Су-24. Поясню потом, почему я говорю во множественном числе. Я вот – бывший истребитель. Но любовь к Су-24 теперь у меня навсегда. Это тот самолёт, который позволяет делать всё – применять любой боеприпас и на любой высоте, в том числе от предельно малой до большой. Истребители называют наш Су-24 «дротиком». Именно на боевой дротик похож наш самолёт, когда он идёт на предельно малой высоте со сложенным крылом. Тут такая особенность, когда ты проносишься над головой противника, прятаться ему бесполезно, боеприпас уже сошёл. Су-24 «подкрадывается» неожиданно. Способность нашего фронтового бомбардировщика эффективно работать на малой и предельно малой высоте – это качество присуще только Су-24. Ему нет равных в мире в своём классе, в скорости, манёвренности и точности. Он позволяет с высоты 50 метров работать в любом диапазоне. Это уже зависит от боеприпаса, цели и задачи. Так что наш самолёт выдержит многое.

– Вторая особенность нашего Су-24 заключена в том, что мы можем применять вооружение вне зоны визуальной видимости противника.

– Вы говорили не о «своём» Су-24 – в единственном числе, а о «своих» Су-24 – во множественном, – напоминаю я.

– Всё правильно. Летаем ведь на разных бортах. Сегодня на одном, завтра на другом…

– Наверное, это очень сложно, ведь у каждого самолёта свой «характер», свои особенности?

– Согласен: и характер, и капризы – тоже. Но за более, чем сто лет существования авиации в отношениях «пилот-самолёт» ничего не изменилось. Когда инженер авиационного комплекса доложит о готовности машины к вылету, экипаж, как и много лет назад, обходит вокруг, проводя руками по фюзеляжу, и разговаривает с самолётом. Это обязательная проверка перед вылетом – нельзя ничего упустить. И каждый экипаж по-своему разговаривает с самолётом, словно с живым существом. При этом в голосе авиаторов слышны даже ласковые нотки нежности и любви к своей машине.

– Расскажите о результатах своей боевой работы.

– В Алеппо закрывали коридор, по которому выходили боевики. Уничтожали бронированную технику, спецавтомобили и многое другое. Точность попаданий авиационных средств поражения подтвердили авианаводчики.

Этот экипаж неустанного фронтового труженика Су-24 – один из лучших на авиабазе Хмеймим. У меня остались самые добрые впечатления от беседы с Командиром и Штурманом. Наша газета, газета авиационной базы Хмеймим, носит прекрасное название – «Русский витязь». Так вот, именно с двумя русскими витязями довелось мне пообщаться. Прямые, честные, мужественные, сильные и физически, и морально, но в то же время душевные и не лишённые чувства юмора офицеры. О своей боевой работе они могли бы рассказать многое. Но работа работой, а отдыхать необходимо. Однако, когда зашёл разговор об охоте и рыбалке, – тут же появилось второе дыхание.

– Мы – обычные любители, и нам приятно отдохнуть и на охоте, и на рыбалке, – улыбается Командир. – Например, по первому снегу гонять зайца. Всё дело ведь в сезоне охоты. Зато на рыбалку – в любое время года. Вот крайний раз на День Победы выезжали. Поймали маленького одного-единственного карасика. Но это не повлияло на общее настроение, отдохнули на славу.

Пройдёт время, и этот экипаж вернётся в свою воинскую часть. Жизнь войдёт в обычное русло. Будет и охота, будет и рыбалка. А пока – боевая работа в Сирии. Напряжённая, последовательная и мастерская.