Снайпер спецназа на Второй чеченской войне

С утра их били на лобном пятачке дагестанской горы Чабан. Били сильно. Были минуты (не скрыть), когда в голову лезли червем точившие волю мысли: «Пе­редайте родным…» Но отчаяния не было. Была уверенность, что спасут, вытащат, покарают этих сволочей за все, что они вот тут, сейчас с ребятами делают.

И бы­ла злость — на командование, которое, час за часом слыша звуки боя, зная, что разведка 22 бригады бьется насмерть, почему-то не помогало, не вытаскивало 60 солдатских душ с этой лысой горки,выше которой было лишь небо в грязной рванине тумана и низких облаков. Злость сорвалась матом с пересохших губ, когда на его очередной выход в эфир: «Тяжело ранены офицеры» — в ответ зазвучали на­ставления по оказанию первой медицин­ской помощи…

Майор Сергей Басурманов лежал не­далеко, в мелком окопчике, иссеченный осколками разорвавшейся мины. Один из кусков металла пробил черепную коробку. Перевязывая голову офицеру, он хорошо разглядел входное отверстие. Нет, крови почти не было, из зияющей раны просто вытекал мозг. Бинт никак не мог остано­вить эту текущую серую жидкость. На гла­зах из человека уходила жизнь…

И снова «вертушки» прошли куда-то дальше. Черт!..

Володя не хотел быть снайпером. Он хотел стать сержантом. Он знал, зачем ему сержантские лычки на погоны. У него еще со школы была цель: поступить в во­енное училище, стать офицером.

В этом решении его даже мать поколебать не могла, только в бессильном отчаянии как- то обронила: «Ну какое училище, сынок, война ведь в Чечне…»

В училище после школы он не попал. На войне оказался. В 1996 году, бойцом отряда спецназа «Русь». Там же и про­фессию ратную получил — снайпер. А сержанта так и не выслужил, ефрейтора только: попал в госпиталь, учебку не за­кончил…

Он из глухой российской провинции — небольшой белгородской деревни. Там и сейчас иной путешественник, торгуясь на трассе с бабушками «за яблоки», не все­гда уловит их мысль — говорят на крепко заваренной смеси русского и украинского языков. Такой же и характер у жителей южного Черноземья — русская широта вперемежку с хохляцкой сметкой, спокой­ной домовитостью, умением ставить цели и добиваться их…

Володя сам попросился в спецназ. В отряд тогда просто набирали: привели в спортзал, выставили на спарринг против бойца матерого. Р-раз по кумполу: «Хо­чешь?»- «Хочу!» Еще раз: «Хочешь?» Уже сквозь туман: «Хочу!» Третий раз бить не стали: «Наш парень, берем!»

Снайпером он стал после одной из спецопераций отряда, на которую его, со­всем желторотика, взяли уже после не­скольких дней пребывания в Чечне.

Груп­па шла на задание на БТРах. Он первым увидел «духа». Среагировал мгновенно — очередь и душераздирающий крик: «Есть!» Наводчик БТРа влетел в боковой люк со страшными глазами, рассек в кровь о какую-то железку голову: «Ты че­го? Я думал «духи» на танках на нас прут…»

Потом командир взвода вынес вердикт: «Ну что, будешь снайпером».

Так вот сплелось — характер с про­фессией. Он стал хорошим снайпером. И остался хорошим человеком — открытым, светлым, компанейским. Почему остался? Потому что награды, что серебром мато­вым мерцают на его груди, просто так не даются.

Два ордена Мужества в двадцать три года — значит, ему уже многое при­шлось испытать в жизни. Значит, смерть Володя видел глаза в глаза чаще, чем в прицел своей снайперской винтовки. А единожды виденная смерть, она рубцы в любой светлой душе оставляет…

…И всё же почему «вертушки» проходят мимо? Мысль эта не давала покоя так же, как и волнами накатывавшиеся на позиции «духи». И в одно из мгновений пришло понимание. После очередного выхода в эфир: «Крыло, я Восьмой. Прием» — услышал, казалось, невозможное: наводя вертолеты по азимуту на гору — в тумане визуального контакта не было, — он назвал угол в 170 градусов. Отпустил гашетку радиостанции. И что?

Сначала не поверил своим ушам, подумал, что от грохота взрывов, от напряжения ли, контузии ему чудится свой собственный голос в эфире, который продолжает вызывать Крыло, сообщая азимут… 270 градусов. Так повторилось несколько раз. Нет, не чудится.

Понял, что «духи», запеленговав частоту, просто обводят их вокруг пальца. Имея высококлассную технику, его голосом уводят вертолеты по туману в сторону. Все! С «вертушками» — бесполезно. Эти гады весь эфир загадили. «Вертушки» не навести. Но отчаиваться рано. Еще не вечер…

…На горку они пошли рано утром 28 августа. По сырой, промозглой темноте. Чабанмахи и Карамахи — мятежные села — войскам предстояло штурмовать совсем скоро. Чтобы прикрыть выдвижение основных сил, корректировать их перемещения, огонь артиллерии, на возвышающуюся над окрестностями гору Чабан решено было направить группу разведки и спецназа.

Кроме того, разведчикам предстояло вывести из строя телевизионный ретранслятор, расположенный на самой макушке горы — через него на села шло вещание ваххабитских программ.

С разведчиками 22-й бригады пошли и двое спецназовцев 8-го отряда — Владимир и Сергей Г., тоже прапорщик, опытный, надежный боец.

С высоты немногочисленную охрану ретранслятора выбили быстро. Лихорадочно стали окапываться. Каменистый грунт никак не позволял вырыть окопы достаточной глубины — все они оказались не глубже колена. Раскурочили ретранслятор, перерезали кабели…

А потом был бой. В течение дня на разведчиков волна за волной накатывались атаки ваххабитов. С одной стороны горы «духи» смогли приблизиться к позициям метров на тридцать, с другой — метров на десять. Тем ребятам, кто находился в окопах именно с этой стороны, пришлось труднее всего. Почти все они оказались ранены, посечены осколками гранат.

Были и убитые. Несмотря на то, что огонь оборонявшихся был гораздо менее плотным, чем у атакующих, — вот где сказалась нехватка боеприпасов, брали всего по два боекомплекта, — «духи» все же не решались идти врукопашную. Что ж, в этом была своя логика. Под свинцовым ливнем рано или поздно сопротивление разведчиков должно было сойти на нет.

Плотность огня, которую создали «духи», была такая, что к раненым в соседние окопы даже рывком невозможно было добраться. А это всего-то несколько метров — пара-тройка шагов. Володя из окопа видел, что ребята, посеченные осколками, так и лежат в жалких своих укрытиях, истекая кровью.

Но даже голову поднять было невозможно — чуть высунувшийся над окопом его загривок тут же принял пулю. Она, пробив узел на косынке, растворилась в тумане. Смерть в миллиметре прошла, словно крылом холодным обмахнула…

Вообще он часто задумывается над смыслом собственной профессии. Философствует, размышляет. Ему ведь в ожидании выстрела — одного — часами приходится лежку мять, терпеть, молчать. Хочешь не хочешь, начнешь ворочать мозгами…

Да и решения снайпер всегда сам принимает, голова что маленький компьютер, в котором заложены принципы баллистики, знания метеорологии, понимание поведения врага, трезвая оценка своих возможностей.

Он давно уже сделал для себя вывод, что кроме терпения, умения ждать настоящему снайперу необходимо уважение к своему врагу. В любой ситуации. Уважать, чтобы предугадывать его действия. А еще прощать. Поначалу эта мысль даже обожгла как-то, когда он до нее додумался. Ему, спецназовцу, прощать врага! Шалишь!

Но чем больше размышлял, тем больше утверждался в ее правильности. Именно прощать. Нет, не вообще, а в каких-то моментах ради высшей цели, которая у снайпера одна: убить врага, покарать его за все, уничтожить одним выстрелом. И ради этого единственного выстрела ты должен уметь простить, что бы враг ни делал в объективе твоего прицела.

Так было в Чабанмахах, когда ваххабитский снайпер щелкал наших парней. Одного прямо на его глазах «дух» подстрелил в шею. Это было очень трудно — прощать каждый выстрел бандита, зная, что раз за разом пуля несет смерть ребятам.

Но Володя ждал, он прощал эти выстрелы, чтобы в конце концов в прицел своей снайперки засечь лежку “духа” и покарать его за все зло, что тот принес братишкам…

Володя и сейчас считает, что винтовка снайперская — некий одухотворенный предмет, который чувствует хозяина. Чувствует заботу к себе, внимание. Да и как к ней по-другому относиться, когда она может целое подразделение спасти, а порой и хозяина защитить. В Грозном, в августе 1996-го года она спасла Володе жизнь. Хотя по всем раскладам пару-тройку раз он должен был в мир иной отправиться…

Это был второй день, как группа отряда снова пыталась прорваться к заблокированному КПП в центре Грозного, где уже почти две недели — с 6 августа — держали оборону наши ребята. Там заканчивались боеприпасы, вода, было много раненых, которых необходимо было эвакуировать.

Вчерашний рейд по пылающим улицам — внаглую, на глазах у «духов» — удался. Он и его товарищи прорвались к одному из КПП, доставили боеприпасы, вывезли тяжелых. Командование посчитало, что им должно везти всегда…

Всегда везти не может. Выстрел из гранатомета попал идущему по улице БТРу прямо под нос. Взрыв был чудовищной силы — видимо, на гранату были привязаны еще тротиловые шашки. Бронепластину вогнуло внутрь, как фольгу, сорвало все люки, пулеметы влетели в чрево машины. Володя сидел внутри…

Когда очнулся в пустом искореженном взрывом БТРе, первая мысль была: «Где моя СВУ?». В каком-то ватном, искривленном пространстве долго соображал, почему в машине никого нет и такой беспорядок. Долго лазил по десантному отсеку, пока не нашел свою родную снайперку.

Сумел выбраться из БТРа, залечь возле колеса бронемашины. В это время рядом разорвался выстрел из РПГ. Осколок, срикошетив от брони, вонзился в бленду прицела его винтовки, рассек ее надвое и застрял, не повредив линзу. В это время он как раз смотрел в объектив прицела…

Плохо ему стало не сразу. Как-то постепенно все вокруг закрутилось, и он, контуженный, потерял сознание. Ребята смогли вырваться из огненного мешка и вывезти его в Ханкалу, а потом и в оренбургский госпиталь…

Это уже потом, когда мир наконец стал цветным, постепенно вернулся слух и в голове более-менее стройно стали выстраиваться мысли, он понял, что винтовка спасла ему жизнь…

Весь день в туманной сырости на макушке горы они держались. Держались, и «духам» было не сковырнуть их с этой макушки. Но вечер, вечер…

Вечер близился, а патронов между тем оставалось совсем мало. У пулеметчика в соседнем окопе — не больше десятка, у Сереги — и магазин не наберется. Да и у него самого — несколько к АКМ, 8 патронов к АПБ и одна граната. Все.

Нет, отчаяния и в этот момент не было. Было простое понимание того, что если сейчас, именно сейчас, перед следующей атакой «духов» их не вытащат отсюда, не помогут, то им всем — и живым, и раненым, и контуженным, — им всем придет полный…

Не понимал он другого: почему не идут на помощь братишки, хотя какое-то время назад по рации пару раз уже сообщили: «Отряд идет на помощь». Но вокруг были одни «духи», которые то шли в атаку, то откатывались потом в “зеленку” передохнуть, утомленные этим упорством русских солдат, вцепившихся в каменистый пятачок горы Чабан мертвой хваткой. Им что, не страшно было умирать?

Умирать совсем не хотелось. Володя с Сережей поняли друг друга без слов. Надо было идти кому-то вниз, искать отряд, который, возможно, в тумане да на незнакомой местности никак не мог найти их высоту. Конечно, звуки выстрелов должны быть слышны. Но горы коварны, и эхо вполне могло сбить отряд с правильного маршрута.

Он отдал все, что осталось из боеприпасов ребятам, себе оставил патроны к АПБ и гранату. Договорился об условных сигналах, когда пойдет обратно, — не хватало еще, чтобы свои подстрелили. Пошел.

Пошел по «зеленке», крадучись, прислушиваясь к каждому шороху. В одной руке «Стечкин», в другой — граната без чеки. Пару раз ловил себя на мысли, что так страшно, как вот в этом его одиноком спуске с горы, ему никогда не было.

Спускаясь, случайно в трех метрах разминулся с «духовским» дозором, пересидел в кустах, опустив глаза, — знал, что взгляд даже спиной чувствуется.

Боевики ушли вверх, туда, где держались ребята. Значит, надо быстрее! Быстрее!

Он нашел отряд. Обратно по склону горы уже перли без опаски, внаглую. Успели вовремя — «духи», похоже, собирались идти на последний штурм.

Штурма не было. Разметанные мощным ударом подоспевшего спецназа боевики ушли с горы, оставляя на камнях трупы… Разведчиков, кто с утра держал гору Чабан, удалось спасти.

За тот бой пятерым из шестидесяти оборонявшихся было присвоено звание Героя России. Володя получил свой второй орден Мужества. Он дорого ему достался.

Да, весь день на горе он вроде бы работал не по профессии, без своей верной СВД. Ну что ж, он ведь не просто снайпер. Он снайпер спецназа. А спецназ работает всегда там, где труднее.