Жизнь на Донбассе во время войны глазами одного человека

Говорят, есть события в жизни людей, которые делят её на «до» и «после». В жизни миллионов жителей Донецкой и Луганской областей таким событием стало начало боевых действий в 2014 году. Я родом из небольшого шахтёрского городка под названием Горловка, который находится в 40 километрах от областного центра — Донецка и до войны насчитывал почти триста тысяч населения. Здесь прошло моё детство и до сих пор проживает почти вся семья.

Языковой вопрос

Эта одна из наиболее острых в украинском обществе. Следует отметить, что Донбасс — полностью русскоговорящий регион и украинский язык я мог слышать только на уроках в школе. Многие преподаватели в начале учебного года задавали вопрос аудитории: «Давайте на русском?» и всегда получали положительный ответ.

Для людей старшего поколения всегда было трудной задачей перевести государственные документы на русский или заполнить бланки на украинском. Меня же отношения востока и запада страны в детстве слабо интересовали. Но я знал, что между людьми есть непонимание, когда взрослые называли жителей западных областей «Бандеровцами». Каждый новый год в семьях моих друзей было принято встречать сначала с Россией, а потом, через час, наш. Внимание всего стола всегда приковывалось к речи российского президента.

Старт войне

Начальное звено цепи «горячих» событий в Украине произошло в Киеве в конце 2013 года. В это время я учился на первом курсе Донецкого национального университета. С теплом вспоминаю те относительно беззаботные времена. Мы с одногруппниками изредка обсуждали возрастающую волну протестов на Майдане, поскольку все были заняты насыщенной студенческой жизнью, протесты были не в первый раз (все помнили Оранжевую революцию 2004 года).

На тот момент образование и кругозор не позволяли охватить, осознать масштаб и возможные последствия происходящих событий. Я лишь знал, что любая дестабилизация обстановки в стране — это к снижению экономических показателей и ухудшению условий жизни. В лучших исторических традициях отношений востока и запада страны весь Донбасс тогда высказывал негатив в сторону протестующих.

Смотреть на парализованный Киев было страшно, но все люди в моем регионе думали — это далеко, у нас таких беспорядков не будет. Первые тревожные весточки появились, когда над Донецком начали летать истребители, а митингующие начали захват административных зданий. В такой обстановке регулярно отменяли занятия в университетах.

Поскольку начало конфликта выпало на сознательный для меня и моих друзей возраст, то избежать постоянных дискуссий на тему «кто прав» и «кто виноват» не удалось. В моем кругу общения были сторонники как одной, так и второй стороны. И такие споры происходили по всей стране. Самое ужасное, это когда близкие люди переставали общаться из-за разногласий по политическим вопросам.

Я лично знаю несколько примеров, когда семья из Донецка перестала общаться со своими ближайшими родственниками из Чернигова из-за расхождений во мнениях. Не должны семьи обрывать контакт из-за политики. По утрам и в течение дня вдалеке слышались автоматные очереди, которые вызывали чувство страха.

Когда появились первые анонсы этого события, то масса людей от моих друзей до их бабушек и дедушек были воодушевлены и ожидали его с нетерпением. Люди ждали реализации Крымского сценария. Я же скептически отнесся к данному мероприятию, понимая, что по его итогу грядут большие перемены в регионе и они будут не в лучшую сторону.

В тот момент я всерьёз задумался о перспективах перехода в состав другого государства. Да, люди были недовольны сменой власти в Киеве, но выход из состава Украины казался слишком радикальным шагом. Как это так, 20 лет жили в одной стране, неужели нельзя найти решение возникших проблем, а не убегать к соседу? На референдум я не пошёл. Его результаты оказались предсказуемы: более 90% проголосовало за поддержку «Акта самостоятельности ДНР и ЛНР».

Последующие события — начало столкновений в Славянске, штурм Донецкого аэропорта, захват отделения милиции в Горловке, перемещение Игоря Гиркина (Стрелкова) в Донецк, сместили эпицентр конфликта в мой дом. Летнюю сессия 2014 года мы так и не закрыли. Руководство университетов решило перенести её на начало осени, когда «обстановка наладится».

Первые серьёзные артиллерийские обстрелы города заставили одним днём многих жителей Горловки временно покинуть свой дом. Семьи быстро собрали чемоданы и уехали, кто на море, а кто к родственникам. Большинство считало обострение ситуации в регионе временным явлением, полагая, что уезжает на 2-3 недели, пока обстановка не нормализуется.

Быт при войне

При выезде из города уже установили блокпосты, у населения проверяли документы и личные вещи. Некоторые выезжавшие мужчины попадали под горячую руку повстанцев, их принуждали копать окопы, прежде чем покинуть город.

Многие люди из моего окружения разъехались начиная от западных украинских городов и заканчивая Сахалином. Если в мирное время при переезде людьми движет улучшение свой жизни и доходов, то в нашем случае всё иначе. Люди убегали от войны. Оставшееся население должно было придерживаться новых правил поведения в городе.

Перемещаясь, при себе необходимо иметь паспорт. Если тебя остановят военные, то документ необходимо предъявить. Имея не местную прописку (особенно города, который контролирует Украина), можно было долго беседовать с военными. Факт конфискации имущества, конечно, существовал. Не массовый, но был. В основном у людей забирали автомобили: грузовые и пикапы.

На этот неблагополучный период автомобилисты пытались скрыть свои транспортные средства. Любой человек со включённой камерой на телефоне — это потенциальный шпион. Снимать было небезопасно, военные могли задержать и отправить посидеть в подвале.

Много парней из моего города взяли в руки оружие и отправились воевать. Многим было по 17-18 лет. Были погибшие. Эти ребята ничего не понимали в больших геополитических играх, они ощущали свой долг защитить дом от «западных захватчиков».

Для себя я сразу определил, что воевать в этом конфликте не за что, а умирать или становиться калекой ради чьих-то корыстных интересов — это не для меня. О степени участия России не буду писать, дабы не вызывать волну негодования и споров. Просто оставлю это видео (которое, конечно же, ничего не доказывает).

Обстрелы. Если ты находишься на улице во время обстрела, то необходимо максимально быстро лечь на землю. Осколки снарядов летят по касательной. Неважно, что ты испачкаешься. Важно, что если разорвётся снаряд в нескольких десятках метров от тебя, то вероятнее всего, ты труп. Я не переставал удивляться убойной силе осколков, которые размером с ноготь мизинца разрывали металлические двери подъездов толщиной 4-5 миллиметров как бумажный лист. Можно представить, что будет с человеческой плотью.

Мне приходилось несколько раз падать на землю — жить хотелось. После первых обстрелов люди заклеивали окна крест-накрест, чтобы в случае попадания снаряда или взрывной волны от них было меньше осколков.

Основная доля обстрелов приходилась на время, когда я с семьёй находился дома. Тогда мы выходили в коридор и ожидали затишья. Во время ожидания в голове проскакивала лишь одна мысль: как мы дошли до такой жизни, что по дому выпускается десятки артиллерийских снарядов? Арсенал военных по обе стороны был достаточно широк. Стреляли из миномётов разных калибров, САУ, ГРАДов.

Вот под такие звуки мы живём. Первые годы конфликта обстрелы были и днём, и ночью. Менялась лишь их интенсивность. От разрушений страдало множество объектов инфраструктуры. От жилых домов, до школ, котельных, газопроводов и водопроводов. Думаю, эти звуки останутся навсегда в моей памяти как некий триггер страха и опасности. Как вы понимаете, спокойно слушать салют на праздниках трудно, сразу появляются мысли о конфликте.

В разгар обстрелов наиболее ярко себя показывает информационная война. Обстреляли город. Тут же во всех украинских медиа появляется информация, что это сделали повстанцы, в российских и местных медиа — диаметрально противоположная информация. Так же появлялось много видео на YouTube от диванных аналитиков, которые с открытыми картами показывали направления стрельбы.

Особенно остро информационная война ударила по восприятии происходящих событий у местного населения. Украинские каналы оперативно отключили в кабельном телевидении, вместо них подключили много федеральных российских каналов. На спутниковом ТВ военные максимально глушили сигнал украинских каналов. Старшее поколение воспринимало информацию из телевизора за чистую монету, они очень сильно подвержены всякого рода манипуляциям, что сильно отразилось на настроениях людей.

В июле при очередном обстреле повредили линии электропередач, большая часть города осталась без электричества и воды (насосы остановились). В квартирах людей, которые наспех уехали, выключились холодильники, заполненные мясом и другими продуктами. Представляете, что творилось в квартире спустя 4-5 дней? Ведь на улице в это время была очень высокая температура.

Первые дни без электричества и воды было тяжело, телефоны разрядились быстро. Но я наконец-то смог добраться до книг, до которых никак руки не могли дойти, все вечера мы допоздна гуляли с друзьями на улице. Обсуждали, новости и возможные сценарии развития событий, задавались вопросами: «Почему именно у нас произошло такое горе, неужели у нас такие недальновидные и непонимающие люди, что позволили допустить эти события или же все было предопределено „сверху“ и мы стали заложниками ситуации, которые ни на что не могут повлиять?»

Длилось это шесть дней, на седьмой мы получили блага цивилизации. Были регулярные перебои и поставкой продуктов питания в магазины. Более-менее крупные супермаркеты вовсе закрылись, а в маленькие магазины люди с утра занимали очередь, чтобы купить хлеб и продукты первой необходимости. Утро у людей начиналось с пополнения запасов воды, благо родников на территории города хватает. В это время в городе почти никто не работал, зарплаты давно людям перестали платить. Все перешли в режим проедания своих сбережений.

На улицах стало появляться очень много бездомных собак, которых оставили люди при спешном отъезде. Гуманитарную помощь начали выдавать наиболее нуждающимся категориям граждан. Чаще всего выдавали наборы от фонда бизнесмена Рината Ахметова, несколько раз видел наборы Красного Креста.

В начале и средине августа Горловку можно было считать городом-призраком. По улицам изредка ходили люди. Вспоминаю прогулки с друзьями по центру города, когда можно было спокойно идти по проезжей части, ведь никакой транспорт не ездил по дорогам. Раз в 15-30 минут мимо нас мчался отжатый пикап с установленными пулемётом.

Алкоголь и сигареты выросли в цене в несколько раз, но даже при такой обстановке и ценах было много людей, регулярно выпивающих (это беда нашего региона, как и многих других). Цены на отдельные продукты выросли в несколько раз. В соседнем Бахмуте (ранее Артёмовске) помидоры стоили 5 гривен, у нас такие же продавали по 30.

Образование, разорванное надвое

Летом 2014 министерство образования Украины объявило об эвакуации всех университетов Донецка на подконтрольную ей территорию. Это означает, что юридически от университета в Донецке остаются только стены и ничего более.

Всю свою деятельность университет ведёт по новому юридическому адресу. Мой университет переехал в Винницу, за 700 километров от Донецка (в масштабах страны это примерно половина её протяжённости с востока на запад). Конечно же, сразу на местах в Донецких университетах появилось новое руководство, которое не имело ничего общего с минобром Украины. Всему преподавательскому составу и студентам пришлось решать — оставаться или уезжать.

Это был чудовищный выбор. Для нас, студентов, это был вопрос получения легитимного диплома (никто не хочет иметь диплом государства, которого нет на карте мира) и будущего трудоустройства и самореализации. Мы с одногруппниками долго беседовали перед принятием решения. Многих держали в Донецке семейные обстоятельства.

Для преподавателей выбор был так же не из лёгких. Если они остаются в Донецке, то лишаются своих учёных степеней, зарплат. В тот момент было не понятно, кто и сколько им будет платить в Донецке. Если же они решат уехать для сохранения работы и должности, им придётся оставить семьи, искать жильё в новом городе, тратить дополнительные средства на его аренду.

На итоговое решение основное влияние оказывали далеко не политические взгляды. В итоге на моей кафедре большинство преподавателей остались в Донецке. Знаю такие кафедры, у которых почти 100% преподавательского состава уехало, такие направления объединяли с другими.

Пенсии в регионе также перестали выплачивать. Чтобы получить заработанные деньги, пожилым людям необходимо выезжать, простояв полдня-целый день в очереди на блокпостах. Далее необходимо получить справки переселенцев на территории, которую контролирует Украина, время от времени нужно приезжать, чтобы отмечаться перед проверкой.

Украинские власти постоянно находили всяческие способы, чтобы не начислять социальные выплаты жителям неподконтрольных регионов. Это вынуждало людей дополнительный раз выезжать, чтобы получить свои кровные. В конце августа для повстанцев наступил наиболее кризисный период. Украинская армия наступала по всем направлениям и мой город оказался почти в полном окружении.

Однако как раз в это время повстанцы, «набравшись сил», начали полномасштабное контрнаступление, отбив украинских военных по всем направлениям и значительно продвинувшись на юг, к Азовскому морю. Пожалуй, после этого наступления стало понятно, что конфликт быстро не решится и у моей семьи начинается новый жизненный этап. Тем временем наступил сентябрь, двери Донецкий университетов открылись для студентов. Нужно было готовиться к поездке в Донецк и началу нового жизненного этапа.