Война закончилась? Да здравствует война!

ВОЙНА ЗАКОНЧИЛАСЬ? ДА ЗДРАВСТВУЕТ ВОЙНА!

На бумаге все просто. Подписали документы высокие договаривающиеся
стороны - и нет войны. Отдали приказ отцы-командиры - и потянулись к местам
постоянной дислокации колонны с боевой техникой и людьми. Вывод войск!
Потом, что совсем непригодно из амуниции и машин, спишут, другое -
получше - станут латать и ремонтировать. Гораздо сложнее с душами солдат, у
которых эта самая война забрала часть жизни, много нервов и здоровья, а так
же некоторых друзей.

Первое, что испытывают солдаты, покидающие войну, - невероятную
радость. Позади холод, голод, жара, грязь, пыль, вши, постоянный недосып,
нервное напряжение и непременное опасение быть убитым. Причем умереть не
легко, то есть сразу, а в мучениях и боли.
Впереди, по твердому убеждению выводящихся, - абсолютная свобода, покой
и счастливая мирная жизнь, которую множество раз рисовали они в своем
воображении.

Действительность, на поверку, по мере продвижения в ней недавнего
фронтовика, оказывается совершенно иной.
Ветеран страстно хочет, чтобы его всюду - в аэропорту, на
железнодорожном вокзале, в поезде и на улице замечали, моментально
догадывались, откуда он, понимали, что творится на душе у парня в военной
форме, и оказывали соответственные знаки внимания.
Окружающие, в свою очередь, озабоченные собственными многочисленными
житейскими проблемами и невеселыми перспективами, вообще не обращают
внимания на человека в форме. Мало ли в ней бродит всякого народа?
Подобное невнимание обижает солдата. Ведь он - с войны. И для того
чтобы люди вокруг это поняли, порой фронтовик ведет себя вызывающе:
напивается, задирает окружающих, стараясь тем самым привлечь долгожданное
внимание. Но, как правило, все заканчивается военной комендатурой или
ближайшим отделением милиции.

Если фронтовик не ведет себя нагло, не размахивает кулаками, крича
что-либо типа: "Я там - в окопах, а вы здесь все время в тылу ошивались", -
то к нему относятся мягко, не передают в армейскую комендатуру, не отбирают
самым наглым образом большую часть денег и что-либо из нехитрых армейских
пожитков, а отпускают на волю с обязательным напутствием: "Пей, братан,
конечно же, пей! Пей по полной, но только дома, дурак, дома. А в дороге не
надо. Много чего плохого может приключиться с тобой в дороге!"
Вот так, сквозь повальное человеческое равнодушие к своей персоне и
редкое, а поэтому и вовсе неожиданное, сочувствие добирается, в итоге,
солдат с войны к отчему дому.

В представлении молодого человека там все по-прежнему, как было в самый
последний день перед уходом в армию. Но и это оказывается очередной
иллюзией: родители постарели, в доме новых вещей не прибавилось, а
друзья-товарищи с головой ушли в омут суетной взрослой жизни.
Подавляющее большинство солдат, прошедших войну, - это представители
провинции и, вместе с этим, беднейших социальных слоев страны. Поэтому,
очутившись в своей деревеньке или городке, где пышным цветом расцвело
какое-то нищенское и вместе с тем полу криминальное существование, и где
практически все малолетки поголовно мечтают стать или бандитами, или
бизнесменами, фронтовик с удивлением отмечает, что внешне (дома, улицы,
переулки) вроде бы ничего и не изменилось, но в то же время произошло за два
года что-то такое с людьми, чего он понять и объяснить ну никак не может.
Внимание друзей и близких к ветерану поверхностно и непродолжительно, а
его скупые рассказы о службе не вызывают острейшего любопытства, тем более,
что о чем-то подобном все уже много раз были от кого-то наслышаны.
Да и сам ветеран тоже не стремится к откровениям. Более того, с каждым
днем он убеждается, что общих тем с бывшими приятелями у него, в принципе, и
нет.

Напротив, это друзья торопятся сообщить бывшему солдату все новости,
пропущенные им, и которые по накалу своему оказываются не менее
захватывающими, чем военная кампания: Сереге недавно малолетки металлическим
прутом голову проломили; Колька-самбист, "закосив" от армии, ушел в какую-то
группировку, ворует и ездит на "шестерке", не новой, правда, но грозится
купить "девятку"; Саня, который даже до восьмого класса доучиться не смог,
теперь спекулянт, вернее, как это - бизнесмен, коммерсант, во, трусами, что
ли (ха-ха-ха), торгует, но деньги есть: каждый вечер - новая "соска"; Жорка,
ну тот, который на гитаре классно играл, наркоман теперь, на игле висит,
дрянь всякую разводит и по вене пускает, доходяга доходягой на вид.
Светка твоя? А что твоя Светка? Она же тебе писала, что не любит тебя?
Во, брат, давай за это и выпьем, что все они одинаковы. Светка твоя теперь
большой человек - торгует в коммерческом ларьке, который возле вокзальчика
стоит. Да, где раньше "Союзпечать" была. К бабе твоей теперь так просто не
подойдешь.

Леха на заводе вкалывает. Да какая там теперь работа - денег уже как
полгода не платят, и, вообще, говорят, что скоро заводу кранты - закрывать
будут; а кроме него, почитай, другой работы и нет. Так что или уезжать в
большой город, воровать или спиваться.
Да, "Чибиса" помнишь? Мелкий такой, вечно сопливый. Он года на два
младше нас был. Сидит теперь "Чибис" и Колька Большаков сидит. По пятерке на
рыло дали. А денег у родителей, чтобы откупить, не нашлось.
Слушая бесчисленные рассказы товарищей об их драках, ожесточившемся
противостоянии районов, не совсем складной личной жизни, о стремительном
моральном падении общих знакомых, приходит постепенно ветеран к мысли, что
ничего он в этой нынешней мирной жизни не понимает, не такой он себе ее
представлял, что он совершенно не знает, как войти, вползти в нее, и что,
самое главное, - это совсем не та жизнь, о которой он мечтал там, и что не
хочет он подобного для себя.

Вместе с этим бывший солдат медленно, однако совершенно неотвратимо (а
от этого ему прямо-таки становится не по себе) начинает понимать, что никому
он со своими фронтовыми переживаниями не нужен, кроме родителей. Да и те
понимают его совершенно превратно, безумно расстраиваясь или ругаясь, когда
он вваливается в дом чрезмерно пьяным.

Такое существование не устраивает ветерана. И с каждым днем все сильнее
сквозь дурман окружающей жизни пробивается в нем желание вернуться туда - на
войну, где все было, как теперь ему кажется, ясно.

Человеческая память имеет свойство затушевывать все плохое и выпячивать
хорошее. А теперь таковым кажется фронтовику почти все, что было с ним на
фронте: воинский коллектив, в котором он занимал свое прочное место;
незатейливые солдатские обязанности, ответственность и чувство долга,
которые были у него там. Это он называет другими словами: "Я был там нужен".
Но обратно дороги нет: война для солдата закончилась. И, поняв это,
помаявшись еще немного, большинство бывших фронтовиков выбирает свою войну:
кто идет в милицию, кто в бандиты, а кто-то окончательно становится нервным
и вспыльчивым.

А власти просто поставили точку в очередной военной кампании. Но судьбы
солдатские - не бумажки и так просто у них месяцы войны не вычеркнешь.
Поэтому многие солдаты если не говорят, то готовы произнести как заклинание:
"Война закончилась? Да здравствует война!"