09.04.2020   5745 Stimul 

ОНИ РЕЗАЛИ ЛЮДЕЙ, КАК БАРАНОВ (Рассказ ветерана Чеченской войны)

- В начале 90-х не было работы. Семья буквально голодала, - вспоминает Евгений Евгеньевич. – И мне пришлось ехать контрактником в Чечню, где я попал в 166-ю тверскую бригаду. Наш дивизион стоял в деревне Гехи-Чу Урус-Мартановского района, в то время как сама бригада расположилась в Шали. Здесь мы помогали Внутренним войскам.

Евгений был командиром 152-миллиметровой самоходной гаубицы 2С3 «Акация». Эта грозная машина предназначена для подавления и уничтожения живой силы, артиллерийских и минометных батарей, ракетных установок, танков, огневых средств, пунктов управлений, в общем любых сухопутных войск.

- Наши установки стреляли далеко, можно было даже попасть до пригорода Грозного – Ханкалы, - рассказывает военный. – Прежде всего, мы прикрывали подразделения Внутренних войск и подавляли огневые точки. Из нашего дивизиона мое орудие было основным, то есть я стрелял первым до попадания в цель, лишь потом подключались остальные. Но в основном использовалась лишь наша гаубица. Бывало, что ставили ее на прямую наводку, чтобы отбивать нападение, в другие дни подавляли огневые точки, а ночами подсвечивали действие наших войск. Экипаж «Акации» - 6 человек, но мы управляли ею вдвоем: я и еще один контрактник. Я выполнял обязанности командира и наводчика, а мой товарищ механика и заряжающего. Справлялись сами, чтобы при попадании в нас погибали двое, а не шестеро. Тем более большинство солдат были срочники, а от них толку мало. Их нам прислали из службы военного архива, они автомат держали в руках лишь на присяге. Снаряд весил 46 килограмм, плюс заряд. И опускаться за ним и поднимать вверх порой приходилось 400-600 раз. Ребята просто не выдерживали, падали в обморок. В подразделении за все время пострадал лишь один рядовой срочной службы, его контузило и он попал в госпиталь.

Дивизион сильно «портил жизнь» боевикам, поэтому они постоянно обстреливали артиллеристов,чаще в ночное время.

- Нельзя было спокойно даже в туалет выйти, - вспоминает ветеран. - Начинали стрелять в 23-00 до часа ночи. Мы уже к этому времени не спали и сидели в окопах, снаряжая магазины, а при появлении боевиков открывали огонь. Установки были окопаны, обтянуты сеткой рабицей в два ряда, чтобы выстрелы от гранатомета не долетели до машины. Отбиваться приходилось обычными автоматами либо минометами и АГС (гранатометами). Потом, чтобы враги не смогли выходить на наши позиции, мы стали минировать берега реки, по которым они каждый раз пробирались, установили осветительные ракеты. Также нас регулярно обстреливали снайперы, но мы им успешно отвечали.

Благодаря грамотной обороне, за все время непрерывных атак на артиллерийский дивизион, боевикам не удалось уничтожить ни одной гаубицы. Однако в подразделении, которое находилось в Шали, одна «Акация» все-таки сдетонировала, но по другим причинам.

- Там один военнослужащий запустил ракетницу, а она упала в открытый люк, где на полу был порох от разобранного снаряда, - рассказывает Евгений Евгеньевич. – Огонь охватил машину. Через некоторое время она взорвалась с такой силой, что ствол отлетел на 200 метров.

Случалось, что потери были как раз из-за неопытности и халатности.

- Многие военнослужие гибли из-за своей глупости, - рассказывает Евгений Горнушкин. - Один, к примеру, экспериментировал со взрычаткой - поливал ее бензином, в итоге поехал домой в гробу.

Также случалось, что некоторые солдаты в попытках избежать «дедовщины» сдавались чеченским боевикам, что закончилось довольно плачевно.

- Как-то раз мимо меня прошли четыре башкира за нашу территорию, больше их никто не видел, - говорит Евгений Евгеньевич. – Их боевики либо убили, либо с их родителей потребовали выкуп. Вообще если кто-то попадал в плен, то родственникам приходилось несладко, продавали все что было: жилье, имущество, скотину, лишь бы освободить сына, а иногда уже забрать тело. Был случай, когда в плен сдалась целая БМП Внутренних войск. Долго мы потом за ней охотились и в итоге уничтожили.

У «чехов» (чеченские боевики – прим.ред.) на военной технике чаще всего работали наемники. К нашим позициям регулярно подъезжала машина, на которой был установлен миномет. Сделав несколько выстрелов, уезжала в укрытие. Когда мы ее подорвали, то оказалось, что ею управлял наемник, бывший офицер советской армии в звании капитана. Он обучал и тренировал боевиков. Также много было снайперш из Белоруссии и Прибалтики. Были наемники из Западной Украины, талибы, моджахеды. «Чехи» не стеснялись использовать для разведывательных целей даже детей, который под предлогом сбежавшей скотины выходили на огневые позиции.

Вообще действия боевиков были ужасными, безоружных пленных убивали изощренными способами и пытали до смерти.

Страшный эпизод запомнился Евгению, когда они брали населенный пункт Гойское.

- Там был полный беспредел, - вспоминает ветеран боевых действий. – На щитах были прибиты гвоздями, распяты русские солдаты. Боевики тем самым хотели устрашить нас, показать, что с нами будет.

Также в руки Евгения Горнушкина попала видеокассета, найденная в схронах боевиков.

- Они снимали, как вырезали целый блокпост в Дагестане, - рассказывает военный. – В деревню приехала пара «Жигулей», якобы там отмечалась свадьба, а парням на блокпост поставили водку, которая оказалась отравленной. Они выпили и заснули, и их спящих резали, как барашков. При этом все снимали на камеру. 18 человек убили.

Участвовал Кинешемец во взятии селения Бамут, где в советское время находилась военная база. Именно здесь военнослужащий совершил подвиг, за который ему дали медаль Суворова.

- Наша пехота вышла на полянку, - вспоминает Евгений Евгеньевич. – Наших было всего 20 ребят, а боевиков более 300. Они вызвали огневую поддержку. Медлить было нельзя. И я первым выстрелом попал в кучу этих боевиков. А стрелял я «кассетником» (кассетный снаряд – прим.ред.), в нем находилось девять гранат, которые при попадании снаряда разлетаются по полю, а действие каждого из них, как у гранаты Ф-1 (радиус поражения более 50 метров).

Другим удачным попаданием Евгений уничтожил ДЗОТ – укрепленную огневую точку, которая мешала продвигаться нашим войскам. Всех боевиков, находившихся в нем, завалило обломками.

Затянувшийся штурм Бамута имел не только объективные причины – хорошо укрепленные позиции боевиков, но и субъективные – предательство.

- Был радиоперехват с Ханкалы о том, что по Бамуту будет произведен артиллеристский обстрел и нанесен удар тяжелой авиацией, - говорит Евгений. – То есть кто-то из штаба предупреждал боевиков. Такое предательство высшими чинами было неоднократным. К нам двигалась колонна в составе 12 «Уралов», оружие было лишь у двух человек в кабине, остальные контрактники были безоружны. Колонну сожгли, все военнослужащие погибли.

Окончание Первой чеченской войны старший сержант Горнушкин вспоминает с болью.

- Мы проезжали станицу Ассиновскую, которая была наполовину казачья, а на половину чеченская, - рассказывает он. – К дороге вышел дедушка-ветеран, который нас приветствовал. Он плакал и говорил: «Куда же вы уезжаете?»

Перед выводом войск Внутренние войска ездили по деревням и собирали оружие. У казаков забирали все подчистую, а чеченцы сдавали лишь ржавые непригодные винтовки, оставляя в схронах новейшее оружие. У военнослужащих автоматы были 1970-1980 годов, а у боевиков 1991 года. Откуда им шли поставки отечественного вооружения, остается лишь догадываться.

- Если бы мы оставили казакам оружие, они смогли бы себя сами защитить, - сетует ветеран боевых действий. – Их потом всех либо вырезали, либо они бежали в центральную Россию. Вообще Первая чеченская кампания – это самая поганая война, отмывание денег и предательство. Мы могли раздавить боевиков за полгода, но нам не давали, отводили артиллерию на вторые позиции. Старики в Ассиновской удивлялись, что многомиллионная армия не может справиться с бандформированиями. Могли, но не дали. Грозный взяли бы за месяц. Кстати, когда чеченцы от нас отсоединились, Грачев (бывший министр обороны России – прим.ред.) им оставил 60% оружия. У них даже была авиация, хорошо, мы умудрились ее разбомбить еще в Первую чеченскую.

Преданные военным командованием в Чечне участники войны были брошены и у себя в родных краях.

- Тех, что нам обещали 54 тысяч в сутки, мы, конечно, не видели, - говорит Евгений Горнушкин. Было время, когда мы голодали, потому что пища была невозможная. Питание и обмундирование было самое поганое. Не знаю, куда все девалось, видимо, хорошо финансисты на этом наживались. За караульную службу нам не заплатили, поменяв в документах слово «караул» на «боевое охранение», а значит выплаты нам не полагались. Год должен был идти за три. Но один полковник сказал нам: «Войны там не было, и никто вас туда не посылал». Потом три года мы судились с Минобороны, и нам пришел ответ: «Вы поздно подали документы», а они все это время лежали в Администрации Президента. Прошли и Генпрокуратуру, но в итоге ничего не добились. Плюнули и не стали дальше добиваться. Вернувшись в Кинешму, я стал искать работу. Хотел служить в пожарной части, но, там узнав, что я воевал в Чечне, сразу же отказали. Видимо, сочли, что мы, участники боевых действий, все со сдвигом.

Спецназ и Вторая чеченская

В 2003-2004 году Евгений Горнушкин устроился в подразделение спецназа, которое базировалось в Краснодарском крае. Но то, что он там увидел, его не впечатлило.

- Это было совсем не то, что мы делали в Чечне или Югославии, - говорит Евгений. – Я готовил молодых солдат. Вывел моих парней на подготовку. Пришел какой-то полковник и спросил: «А где ваш конспект, чтобы готовить солдат?», ну я и ответил: «В горах я тоже буду читать, что делать, по конспекту?» Мой ответ ему не понравился, и нас, ветеранов боевых действий, стали выдавливать со службы. В итоге я все-таки уволился, так как мне такая служба была неприятна. Как можно готовить бойцов спецназа, если не создавать им условия, приближенные к боевым? Политика этих полковников свела службу к формализму, а не к реальной подготовке.

Когда появилась возможность, ветеран боевых действий отправился в Чечню. Во Вторую чеченскую войну Евгений стал сапером.

- Мы шли впереди колонны и обезвреживали взрывные изделия, - говорит он. – Ходили в совместные операции с пехотой, милицией, местными ополченцами на стороне наших войск. Я почти всегда шел «первым номером». Взрывных устройств находили много: радиоустройства, мины, растяжки. Чаще всего обезвреживали путем подрыва, так как закладка могла быть на «неизвлекаемость». Задержали женщину, которая вела инженерную разведку, снимая на камеру наши действия. Потом в деревнях находили тротил в бутылках, схроны с патронами от снайперской винтовки (СВД). Вообще, если сравнивать с первой чеченской войной, то все сильно изменилось. Улучшился быт, местное население лучше с нами общалось, хотя раньше они боялись с нами говорить, потому что за это их могли убить боевики. Хотя был и в эту командировку неприятный случай. Парень, молодой военнослужащий, сидел общался с чеченской девушкой. В тот же вечер ее нашли с перерезанным горлом. По их законам чеченским девушкам нельзя общаться с русскими парнями. Солдата мы до конца службы прятали, чтобы с ним ничего не случилось. Все обошлось, вернулся домой живым.

В конце службы командование обещало дать Евгению Горнушкину и его товарищам две медали «За боевые заслуги» и «За разминирование», но контракт закончился, и награды затерялись.

- Те, кто воевал против нас в Первую чеченскую кампанию, в большинстве своем живут в почете, а мы никому не нужны, - делает вывод бывший военный. – Никаких льгот, а если они есть, то мы их не видим. Я давно отступился от того, чтобы добиваться того, что нам положено.

Но в настоящее время Евгений Горнушкин ни о чем не жалеет.

- Я служил, где хотел, занимался делом, которое считаю своим призванием, - говорит он. – Мои сыновья пошли по моим стопам. Старший служит миротворцем в Преднестровье, младший заканчивает училище и тоже пойдет служить в армию. Я бы и дальше служил. Когда мне было 38 лет, то мне сказали, что я нужен войскам, были оформлены документы, но затем исполнилось 39, и я больше не востребован. Ходил в МЧС спрашивал, нужны ли им люди с горной подготовкой, с прыжками с парашютом, со знанием саперного дела. «Такие нам не нужны», - прозвучал ответ. Для милиции я тоже «старый». А ведь у нас в Кинешме нет специалистов, которые могли бы разминировать взрывное устройство. Когда находят учебную закладу, так саперы едут аж из Иванова. А если там таймер или пенно-химический взрыватель? Они не успеют доехать. До недавнего времени я работал сварщиком в Москве, но нас сократили. Сейчас я снова в поисках работы.

На мой вопрос: «Не было мысли участвовать в военном конфликте на Украине?» Евгений Евгеньевич ответил:

- Донбасс уже не ляжет под бандер. Почерк в этой войне такой же, как и в Югославии, всю эту кашу заварили американцы. Я ходил в военкомат, но нашей миротворческой миссии там не планируется, а воевать за чужие интересы я не собираюсь, только за интересы России, - говорит ветеран.


0
Регистрируйся чтобы комментировать.
[ Регистрация | Вход ]