Об офицере Шикине я впервые услышал от своего товарища, воевавшего срочником в сводном батальоне 7-й воздушно-десантной дивизии в Чечне более года, еще в середине 1990-х. Рассказывая о своем участии в спецоперации под Первомайским, мой друг добрым словом вспомнил своего ротного: «Это настоящий мужик, без понтов и соплей».
Месяц назад один из моих друзей, подполковник спецназа в запасе, порекомендовал встретиться «с одним заслуженным ветераном, но чрезвычайно скромным человеком», о котором «почему-то еще никто нигде не писал», и исправить эту оплошность.
Я позвонил. Так через 11 лет после знакомства заочного, я встретился с майором запаса Михаилом Шикиным. Разговорились. Ему было что вспомнить…
Рязанское училище ВДВ я закончил в 1985 году. Распределили в 97-й парашютно-десантный полк в Алитус. Оттуда попал в Афганистан. Служил командиром взвода 357-го парашютно-десантного полка в Кабуле в 1987-1989 годах. Награжден двумя орденами Красной Звезды.
Самый памятный случай тех лет? Было это в боевом дозоре. Шли мы вдвоем с командиром 2-го взвода Геннадием Митаром. Все делали по правилам: и не торопились, и под ноги вроде бы внимательно смотрели… Но вдруг Митар заметил натянутую над землей белую капроновую нитку - это была растяжка, - а предупредить меня не успел. Я ее и зацепил сапогом. Щелчок, кольцо сорвало… а взрыва нет! Пот градом, мурашки по коже, я нагнулся, смотрю: граната спрятана была за деревом, рычаг ее уперся в толстый жесткий корень, зацепился и не пошел дальше. Мы, живые и радостные, отошли от греха подальше, отдышались да расстреляли гранату из автоматов. Вот тогда я по-настоящему понял смысл выражения «быть на волосок от смерти».
Позже выполнял обязанности командира роты в крупной операции «Магистраль» в провинции Хост. За два месяца постоянных стычек с моджахедами наша рота не потеряла ни одного бойца.
С болью в сердце до сих пор вспоминаю гибель друга - Дмитрия Бондаря. Он тоже участвовал в той операции. Его БМП подорвался на фугасе. Он служил в 350-м полку, двигался по ущелью в колонне, а я в это время на «блоках» над ними в горах стоял и по рации слышал, как объявляли о подрыве.
Бронемашина Димы остановилась на дороге в месте прохождения подземного путепровода. Управляемый фугас бахнул прямо под БМП. Жуткий был взрыв!
Пару суток спустя мы ехали этой дорогой, и один из офицеров сумел сфотографировать место взрыва - от БМП остались только задние двери десантного отделения и кусок кормы...
В январе 1989 года силами своего взвода построил две заставы, которые прикрывали вывод Ограниченного контингента. Горжусь этим. За полтора года войны мы не потеряли ни одного человека!
Границу с Союзом я пересек 4 февраля, сидя на броне и глядя в красивое чистое небо. Как я радовался, думал: войне конец! Оказалось, жестоко ошибся, ведь самая страшная война - война в родной стране - неумолимо приближалась.
Всего через год мне пришлось участвовать в наведении порядка в Азербайджане. Нашу 103-ю дивизию тогда передали в ведение КГБ СССР, мы щеголяли в шинелях с зелеными погонами и в зеленых фуражках. Дурацкая была ситуация: оружие применять нельзя, а вооруженную толпу остановить надо. Три месяца таким путем порядок наводили.
В 1992-м мы готовились в командировку в Абхазию в качестве миротворческих сил. Когда батальон выезжал, меня вдруг приказали оставить дома. Я даже расстроился: с чего бы это? Оказалось, это комбат решил меня таким образом поздравить с рождением дочери, не отрывать от семьи.
Первая моя командировка в Чечню была в июле 1995-го. В должности командира роты я временно заменял Алексея Тучина. В августе я заболел, вертушкой меня перебросили в госпиталь Владикавказа, где сделали операцию, потом перевезли в Краснодар. После недолгого лечения вернулся в Новороссийск.
Второй раз в Ханкалу я прибыл 8 января 1996 года в должности заместителя командира роты в составе пополнения сводного батальона 7-й воздушно-десантной дивизии.
Утром 9 января разнеслась весть, что Радуев с бандой головорезов напал на Кизляр. 10 января две группы нашей дивизии и группа 22-й бригады спецназа ГРУ загрузились в вертолеты и вылетели блокировать Радуева на пути к селу Первомайское. Дни шли, ребята на базу не возвращались, операция затягивалась. 16 января пришел мой черед лететь в Первомайское.
Летели тремя вертолетами, сели в открытом поле недалеко от Терека. Пока мы выгружались, боевики обстреляли нас НУРСами, прихваченными на складе аэродрома в Кизляре. Стреляли из обычной алюминиевой трубы, к которой примотали батарейки с контактами. Вроде примитив, а одну машину едва не подбили!
Дошли до КП командующего Северо-Кавказским военным округом Геннадия Трошева, уселись на землю в ожидании приказа. Сначала всех вновь прибывших хотели оставить в резерве, но потом все же поставили иную задачу - идти с ротой на помощь спецназу.
Рота - это громко сказано! Со мной было 20 бойцов, командир взвода Олег Ковальский и техник роты прапорщик Йонис. Солдаты в подавляющем большинстве, кроме нескольких старослужащих, впервые попали на боевую операцию и заметно нервничали, но держались молодцами. Вооружены мы были не очень: два гранатомета, два пулемета РПКС, автоматы с тремя рожками патронов на каждого. И все.
Подошли к позициям 22-й бригады. Нас встретил высокий моложавый майор, представившийся заместителем командира батальона. Сказал, что у него слишком большой по площади участок и нехватка личного состава, поэтому часть территории, примерно 250 метров, он отдает моей группе. Нам приказали никуда не выдвигаться, в случае появления боевиков отражать их атаку.
Таким образом, наша задача заключалась в усилении левого фланга обороны 173-го отряда 22-й бригады спецназа ГРУ. Расстояние между бойцами ГРУ и ближайшей ячейкой моих парней было приблизительно 50 метров.
Оружия у ГРУшников было в достатке, бойцы ходили с пистолетами Стечкина. Видел у них и пулеметы, и автоматические гранатометы, и РПО «Шмель». Помню, среди спецназовцев было много офицеров: артнаводчик, врач, связисты, командиры взводов. Линия обороны спецназа была устроена вдоль дамбы. Там тянулся вал метра три высотой, в котором спецназовцы проделали ячейки для стрельбы. Река в этом месте делает глубокую петлю прямо за позициями спецназовцев. Через нее перекинут дюкер - трубопровод с перилами, соединявший берега реки, шириной около полутора метров, по которому можно было свободно перейти на противоположный берег и скрыться. Он виднелся прямо позади командного пункта спецназа. Дюкер был обозначен на картах, и о нем прекрасно знали жители села. И карты, и жители были в руках Радуева. Стоит ли удивляться, почему он, опытный противник, выбрал местом прорыва именно это направление?
Моим бойцам достались готовые ячейки, которые я приказал занять попарно. Одному сидеть в своей яме в голом поле в постоянном напряжении страшно, физически трудно, можно каких угодно бед натворить. А если по двое, то есть с кем поговорить, на кого опереться, с кем разбить время на бодрствование и отдых.
Прошелся, посмотрел, как люди устроились, раздал бойцам сухпай, чтобы потом голова не болела. Приказал вести наблюдение и без команды со своих мест не уходить.
«Духи» постреливали в нашу сторону, но вал надежно защищал нас от пуль.
Поставил единственную палатку с печкой внутри. Радиостанция у меня была одна, настроенная на волну штаба группировки войск, стянутых к Первомайскому. Связь со штабом поддерживал сам, с 22-й бригадой связи не было.
На небольшом отдалении от крайних домов села высилась ферма, где у боевиков располагался выносной пост. Хорошо оборудованный, с окопом. Расстояние до фермы составляло около 500 метров. Там арыки повсюду, сельскохозяйственные ирригационные системы. Боевики могли любой такой арык углубить, укрепить как следует. Дозор «духов» всегда находился на посту, и подойти (я видел, как в ту сторону уходили разведчики спецназа) близко не давали, открывали огонь. Место было открытое, ровное, похожее на пойму реки. Думаю, когда Терек разливался, то затапливал весь этот участок. От села до фермы боевики прорыли проход в человеческий рост, по которому скрытно передвигались.
«Духи» появлялись на разных участках своих ходов и бессистемно пуляли в нашу сторону. В общем, всячески демонстрировали, что контролируют подходы к селу.
Заминировать территорию перед валом я не мог, мин не было. Приказа выходить за вал для каких-то атакующих действий тоже не поступало.
День 17 января прошел относительно спокойно. На нашем направлении интенсивного огня не наблюдалось, шум стрельбы и взрывов доносился с противоположной окраины села.
Бой начался 18 января около четырех часов утра. Я проснулся от шума стрельбы. Вскочил, темно, не видно ничего. Смотрю по направлению стрельбы: вроде боевики прут правее, значит, на позиции спецназа. Приказал Ковальскому бежать на стык позиций и помочь ГРУшникам огнем. За укрепления в открытое поле выходить запретил, ведь в темноте да в пылу боя их скосили бы вместе с боевиками. Солдатам я крикнул, чтобы не дергались, не боялись, огонь открывали, только когда увидят противника.
На позициях спецназовцев прогремел мощный взрыв, оттуда навстречу мне вышли раненый солдатик и офицер без оружия, но с ранением в кисть руки. Неприятельская пуля попала в приклад его автомата и рикошетом раздробила палец. На вопрос о взрыве офицер ответил, что он подорвал склад боеприпасов, чтобы боевикам не досталось.
Как я понял, «духи» сразу вышли на командный пункт спецназа (там горел костер) и убили находившихся там офицеров. Стреляли из гранатомета или из самодельной установки НУРС. Естественно, взрывом рации спецназовцев вывело из строя, вот они передать никому и не смогли об атаке боевиков.
Вскоре еще один раненый боец спецназа пришел на мою позицию, затем офицер, контуженный, затем еще двое: врач и разведчик. Тут и замкомбата спецназовцев тоже подошел. Он доложил по моей рации «наверх» о прорыве Радуева к Тереку. Из темноты выплыл неизвестный, представившийся дагестанцем, сбежавшим заложником. Его бойцы мои схватили, привели ко мне. Заложник этот рассказал, что боевики вели впереди себя группу заложников для прикрытия.
Боевики собирали своих раненых на месте бывшего КП спецназовцев. Я отчетливо слышал их крики и стоны, видел небольшое движение, там что-то горело, в темноте ночи демаскируя небольшой участок. Приказал Ковальскому выстрелить туда из гранатомета РПГ-7. Олег выстрелил. Ждем, а взрыва нет. Олег выстреливает повторно. Есть! Позже, когда мы к этому месту подошли, увидели чудную картину: первая граната убила боевика, даже не разорвавшись, а просто воткнувшись ему в живот!
Бойцы мои стреляли мало, только когда были полностью уверены, что в прицеле боевики, а не заложники.
Весь бой продолжался не более получаса! Впоследствии мы восстановили его картину.
Радуевцы скрытно, по заранее прорытым ходам дошли от села до фермы. Вылезли, побежали вперед и всей массой рванули в направлении дюкера. Еще им помогло то, что напротив вала, где были устроены позиции спецназа, располагалась довольно высокая насыпь, за которой «духи» смогли сосредоточиться перед главным ударом. Радуев и Исрапилов наверняка заранее продумывали варианты. Спецназ был не в силах сдержать превосходящего по численности противника. Те, кто оказался в центре линии обороны, погибли. Это война! Я тогда сразу понял: если бы лавина радуевцев вышла на меня, не удержал бы. А как удержишь, когда двадцать против четырехсот?
Когда рассвело, замкомбата спецназовцев организовал поиск своих погибших. Их собрали и сложили в ряд, 12 «двухсотых». Врач там владикавказский суетился, помощь оказывал раненым. Мы ходили вдоль вала и до Терека, собирали оружие, убитых и раненых «духов» подтаскивали в кучу. Замкомбата спецназовцев сказал мне, что у него несколько человек без вести пропали, все их искал.
А боевики, почуяв близость спасения, бросили ставших ненужными заложников и ушли налегке, только нескольких омоновцев захватили. И вот из заложников человек 40 в поле осталось, они к нам прибились. Помогали «духов» опознавать. К сожалению, среди мертвых местные дагестанцы узнали двоих своих односельчан. Мне особенно запомнился убитый араб. На нем был длинный женский халат, на ногах намотаны жгуты, в рюкзаке ворох различных медикаментов, бинтов, обезболивающих средств, наркотиков. На месте боя много всяких лекарств валялось, перевязочных пакетов, тряпок. Боевики-то аптеки в Первомайском обчистили, да и из кизлярской больницы наверняка что-то уперли.
У некоторых убитых радуевцев мы нашли документы с надписями на арабском, с фотографиями и печатями. Интересно, что они одноразовые гранатометы и автоматы тащили в сетках для хранения картофеля. Как Никулин в «Бриллиантовой руке». Смешно это: стволы из сеток торчат во все стороны. Нескольких бойцов ОМОНа, которые находились у Радуева в заложниках, мы отыскали в арыке. Они укрылись там.
Потом на вертолете прилетел Трошев. С толпой из охраны и заместителей. Журналисты с ними, фотографируют, на камеры снимают. Прапорщик Йонис нашел чемоданчик средних размеров, а это - спутниковый телефон Радуева. Я кинжал нашел старинный, большой и красивый, очень острый. Ковальский обнаружил пистолет ПМ с дарственной надписью. Сдали, конечно, трофеи куда положено.
Шустрые солдаты до прилета командования успели снять с убитых хорошую обувь, оставив их разутыми, чем дали повод одному генералу заявить, что радуевцы в целях маскировки бежали в атаку босиком.
Кто-то из начальников дал команду на мой отход к группам Бориса Петрова. Мне офицеры Петрова рассказали, что сам он тяжело ранен взрывом гранаты, а Дубовик контужен.
К вечеру мы все вместе вернулись в Ханкалу, отдохнули немного. Потом ребята с другими офицерами полетели на операцию в Новогрозненский, а я остался в ПВД заниматься ремонтом техник и и организовывать колонны к Дому правительства - его наш батальон охранял вместе с вэвэшниками. Затем были походы на Шали и горы, горы, горы.
В мае в батальоне проходила большая замена. Впервые нас меняли целыми ротами, много новых солдат и офицеров прибыло, и я вместе с командиром роты Антошиным вернулся в Новороссийск.
В ноябре меня отправили в Псков на двухмесячные сборы перед перелетом в Боснию. После грязи, недоедания, холода и постоянных боестолкновений в Чечне год службы на территории бывшей Югославии в составе международных сил стабилизации мира показался необычайно легким. Представляете, там нам еще и деньги платили!
Прилетаю из Боснии домой, а жена встречает с медалью ордена «За заслуги перед Отечеством» III степени, улыбается: «Миша, тебе медаль дали за Чечню».
С началом второй чеченской кампании я служил в рембате дивизии, и на войну меня не отправляли, должность не та, обязанности другие. В запас ушел в 2005 году, но десант «не отпускает», душа за своих болит, вот и занимаемся с товарищами ветеранскими делами. |