Сборник стихов "Боль Афгана". Фридрих Бокарев. Часть 2.

Бокарев Ф. Боль Афгана: стихи, баллады. Алма-Ата, 1992.

Фридрих Бокарев – воин-интернационалист, член Союза писателей Узбекистана.

«Афганцам» – братьям по оружию, воинской чести и вере в дело торжества справедливости – ПОСВЯЩАЮ...

Часть 2. (часть 1)

МАТАМОРФОЗЫ «АФГАНА».

РАЗМЫШЛЕНИЯ О ПОРОКАХ ПЕРЕРОЖДЕНИЯ.

Война в любые времена
Не только собственно война,
Как боевое столкновенье.
Она – моральный оселок,
Что проявляет в краткий срок
Таимый до поры порок
Духовного перерожденья.
Войною делится страна
На тех, кому война – война,
И тех, кому – одна нажива.
Так и в природе год беды,
Людского горя и нужды
Приметен буйством лебеды,
Чертополоха и крапивы.
Не всем идут уроки впрок.
Читатель, подведем итог
Тому, о чем молчали ране:
Как пышно разложенья зло
Махровым цветом расцвело
И превратилось в ремесло
Иных вояк в Афганистане.
Не будем называть имен:
Перечислять их не резон –
Лишь времени пустая трата.
Проникла гниль в штабы и тыл:
Торгово-контрабандный пыл
Наживой легкой ослепил
И генерала, и солдата.
Вовлек в беду иных ребят
Азийский наркосиндикат:
Гашиш и опий шли в продажу.
О, сколько здесь солдатских драм!
Закон предписывал судам:
Ввез восемь грамм иль килограмм,
Ступай на восемь лет под стражу.
Не о солдатах нынче речь:
Их надлежало оберечь
От преступлений офицерам.
И хоть закончилась война,
Солдат же сотня не одна
Еще свободы лишена.
Кто был для них дурным примером?
Не генерал ли ВВС,
Которого попутал бес
Спирт провозить за «речку» тайно?
В Кабуле этот генерал
Спиртное выгодно сбывал
И подчиненным наказал
Молчать. Случайно? Не случайно!
Попался. Заверенья дал.
Но слова не сдержал – скандал!
«Запахло» дело трибуналом.
Вы спросите: осужден он?
Отнюдь! Покаялся. Прощен
И в стольный град перемещен.
Да, хорошо быть генералом!
А вскоре – вот уж эпатаж –
За экипажем экипаж
Из эскадрилии столичной
За контрабанду шел под суд.
Они – и здесь наживы зуд! –
В запасных баках водки пруд
Свезли в Кабул путем привычным.
Был риск – дойдет ли самолет
Но десять тысяч за полет
Брал каждый в дележе доходов.
Разворошен преступный пул.
А на «верху» поднялся гул:
«Так будет некому в Кабул
Летать. Сажать лишь верховодов!»
Услышав в окрике металл,
Сменил немедля трибунал
Свой гнев на милость, и фемида,
Отвергнув пресловутый «вал»,
Прощала тех, кто «капитал»
По доброй воле ей «сдавал»,
В грехах раскаявшись для виду.
А сколько офицеров тех,
Что шли порой – и смех, и грех! –
На сделку с совестью в дукане?
Иной сбывал что только мог,
От зимней шапки до сапог,
Чтобы иметь – простит их бог –
Валюту местную в кармане.
А позже на валюту он
Приобретал магнитофон –
Предел мечтаний офицера…
От нищеты – такой позор.
Повинный в том и военторг,
И бюрократии затор,
И офицерской чести мера.
Читатель! Будь к порокам строг!
Но я тебя предостерег
Переносить гнев этих строк
На офицерский корпус в целом.
Как встарь, и наши дни в войсках
Соседствовал с геройством страх
И подличал иной проныра,
Но офицерская среда –
Опора ратного труда –
Презреньем метила всегда
Тех, кто порочил честь мундира.

О ПРОТЕКЦИЯХ И ЧЕСТИ.

I.

Война иль мирные декады –
Кому-то без заслуг почет,
Посты, и званья, и награды:
Идет протекция в зачет.
Ко мне нередко ненароком
Приходит мысль: «Да где ж порог,
Предел гнуснейшего порока?!»
Он, в разложенье взяв исток,
Потек бесчестия потоком:
В чины протаскивать детей,
Чтоб положением высоким
При жизни наделить своей.
Используются власть и связи:
Пусть недоумок, но – сынок!
Он без отца «из грязи в князи»
Вовек бы выбраться не смог.
И чин иной, забыв о чести,
В начальство выбравшись «горбом»
Сыночка видит в том же кресле,
Хоть тот в отца не вышел «лбом».
Родитель в званье генерала,
Для службы не жалевший сил,
Желает, чтобы сын без мала,
А тоже генералом был.
Нет власти – чинно, благородно
Идут подарки, взятки в ход.
Настолько это стало модно,
Что просто оторопь берет.
И пусть у отпрысков не видно
Ни хватки, ни ума отцов,
С упорством их ведут завидным
Отцы по лестнице чинов.
Другие следуют примеру
Таких безнравственных отцов
И убивают в честность веру,
И губят на корню юнцов.
Растят из них хапуг и выжиг,
И карьеристов, и льстецов,
Администраторов бесстыжих
И равнодушных подлецов.

II.

Афганистан. Два лейтенанта.
Дружны с училищных харчей.
С надеждой ратного таланта
К нам прибыли в один из дней.
Безусы, но молодцеваты.
Не зря прошли курсантский класс.
Повадкой, вроде, оба – хваты.
Готовы в дело хоть сейчас.
Шахтерский сын Иван Суровин,
Русоволос и синеок,
Степенен и немногословен,
И ростом и сложеньем – бог.
Георгий Стецкий без бравады
Поведал как бы невзначай:
«Я не простого папы чадо».
Как хочешь, так и понимай.
С Иваном этот смуглый живчик,
Сам худощав и невысок,
Был снисходительно улыбчив
И покровительственно строг.
Порою юношества годы
Тенета ложной дружбы ткут.
Во всем ребята антиподы,
Но вот сошлись и вместе – тут.
Просились в строевую роту.
Чтоб неразлучно вместе быть.
Но чин-отец и здесь заботу
Сумел о сыне проявить.

III.

Как в Ту войну, тем боле в эту,
Коль не объявлена она,
Протекция явила свету
Сынков немногих имена.
Идти под пули им некстати:
Ведь пуля – дурра. Что ей сын
Простой ли, знатный? А с дитятей
Расстаться не рискует чин.
Но если сын решится все же
Понюхать пороха всерьез,
Папаша вылезет из кожи,
По-своему решив вопрос.
Назначен Стецкий в штаб, и баста:
Посмей не выполнить приказ.
Так каста прикрывает часто
Свои протекции от нас.
Все это белой ниткой шито.
Так честности наперекор
Вершит свои дела элита
И процветает – нам в укор.

IV.

Ивана из простого рода
Назначить повелел приказ
Взамен убитого комвзвода,
Который месяц был средь нас.
Прошло два года. Для Ивана –
Проверка мужества они:
Контужен и легко был ранен,
Но взводом управлял все дни.
Он видел смерти лик ужасный,
Душманов бил, терял друзей
И убежден: шел не напрасно
Стезей военною своей.
В Союз по истечении срока
Иван вернулся без наград.
С ним обошелся так жестоко
Не Стецкий ли, названный брат?

V.

Афганистан стальной порошей
Ивана метил за двоих.
А Стецкий? Он остался Гошей
Для офицеров боевых.
В пределах стен штабного зданья
Утратил Гога прежний пыл,
Зато очередное званье
И даже орден получил.
Какая ждет его карьера?
Одно бесспорно – в рост пойдет.
А дружба? То – была химера,
Обманный плутократа ход:
Опора временная в стае
Юнцов училищной поры.
И Стецкий, подлость сознавая,
Блюдет все правила игры.
Сильна протекцией элита,
И бездарей плодится клан,
Живущий в роскоши и сыто
За счет рабочих и крестьян.
Протекция подобна яду.
И за нее, спросив сполна,
Чинуш постов лишать бы надо
И оглашать их имена.
А их сынков, что воспарили,
Вернуть на должные места.
Тогда б другие поостыли.
И совесть всех была б чиста.

О ЛЮДЯХ С КЛИЧКОЙ – «ПРАПОРА» ИЛИ ОБ АРМЕЙСКИХ ВОРАХ.

О прапорщиках боевых частей
Я не слыхал дурных вестей.
Они ходили в рейды с нами,
Делили тяготы невзгод
И проливали кровь и пот,
И всяк из них был патриот,
Не раз проверенный боями.
Когда вокруг дымит война
И сеет смерти семена,
Солдаты ко всему привычны.
И мы не каждый день-деньской
Утрачиваем свой покой,
Встречаясь с подлостью людской.
Но меры подлости различны.
И вот – на острие пера
Подонки с кличкой – «прапора»,
В погонах прапорщиков воры.
Они в тылах копили жир,
Среди чумы свершая пир,
Ославили на целый мир
Себя бесчестия позором.
Они и прежде из частей
Тащили явно, без затей,
Все, что им надо и не надо.
А здесь, в афганской стороне,
Пораспоясались втройне.
Жируют тыловые гады!
Их и сегодня, как вчера,
Зовут с презреньем – «прапора».
Они не могут жить без кражи
И за гроши родную мать
Способны недругу продать
И друга верного предать
В беде в своекорыстном раже.
Что им военная страда?!
И что им горе и беда?!
В них состраданья нет ни грамма.
Иной такой ползучий гад,
Попав на оружейный склад,
Сбывал патроны, автомат
И даже пулемет душманам.
Он хуже тайного врага,
Убийца – вся тут недолга!
Он знал: душман оружьем этим
Разил и наших сыновей,
И многие из матерей
Гробы встречали у дверей
С его иудиным приветом.
А было, в этих же гробах –
Кощунственный и риск, и страх! –
Он контрабанду вез. О, боги!
Нельзя об этом умолчать.
Так пусть проклятия печать
Их будет всюду отмечать
До смерти на земной дороге!

ИЗ МЕТАМОРФОЗ АФГАНА.

Война с кровавой кутерьмой
Потерь и ран – сплошная проза.
И редко в жизни боевой
Случаются метаморфозы.
Он был сержантом, из «дедов»,
Со школы полковой садистом,
Солдат считавший за скотов
И прозванный за то «фашистом».
Таким в десантный батальон,
К нам, воевавшим за границей,
Сплоченным дружбой, прибыл он
И не сумел остепениться.
А здесь солдат и автомат
И днем, и ночью неразлучны,
И всяк друг другу кровный брат,
И обижать нас несподручно.
Но был сержант неисправим:
Один в порядках батальона
Над отделением своим
Он издевался изощренно.
Он не был в рейдах и боях,
Не ведал смерти дуновенье
И исповедал только страх,
Власть утверждая в отделенье.
Бил слабых, сильных унижал
И угрожал тому расправой,
Кто в безысходности роптал,
Что на него найдет управу.
Откуда в нем заквас такой,
Жестокость, беспощадность зверя?
В семье приличной городской
Рожден, воспитан, если верить.
По парню «плакал» трибунал.
Но перекрасил преступленье
В «верхах» какой-то чинодрал
В неуставные отношенья…
Его нашли в один из дней
За огражденьем гарнизона,
Чужой ли пулей, иль своей
В ночную пору пораженным.
Боец, возможно, отомстил
За униженья, оскорбленья,
Когда стал белый свет не мил,
И наступил предел терпенью.
А может, шла издалека
Шальная пуля от душмана?
Он сам приблизил вне полка
Конец, достойный хулигана.
Обидно матери до слез.
Но «связь» она в Москве имела.
И вот пример метаморфоз:
Инстанция вмешалась в дело.
Весьма большой столичный чин
Распорядился: «Как хотите,
А подлинную суть причин
Кончины парня измените!».
Но ни комдив, ни комполка
На то согласия не дали.
А чья-то властная рука
В генштабе жала на педали.
И некто, слабый человек,
Слипачил, думая недолго:
«Погиб в Афгане имярек
При исполненье интердолга».
Скрепя сердца, простим же мать:
Позора избежать хотела.
Но окрик чина как понять?
Где справедливости пределы?
Вот так застоя времена
Бесчестию давали силу.
А в нас протеста семена
День ото дня растила.

РАЗМЫШЛЕНИЯ О НАШИХ ЧИНОСОВЕТНИКАХ В АФГАНИСТАНЕ.

Немало бед моей державе
Принес резиновый хребет
Бюрократической оравы,
Чья кривда застит людям свет.
Ползучая болезнь лакейства,
Она проникла и в войска
В покровах лжи и фарисейства,
А то и просто дурака.
Сейчас на времена застоя
Ссылаться модно: мол не я
Руководил тогда собою,
А зло всеобщего спанья.
В те годы сверху и до низу
Потворствовал кто только мог
«Главы» глупейшему капризу:
«Плохие вести на порог –
Ни-ни!». И старца окруженье,
Используя запретов кнут,
Душили правду в зарожденье,
Хворобу загоняя внутрь.
И лишь «приятные» известья
Текли в Москву по проводам.
Утрата долга, чувства чести
Икается поныне там.
Тогда беда, как тень, бродила
С молвлй в обнимку по стране,
Но наложила власти сила
Табу на гласность о войне.
И в состязанье разных ведомств,
Играя с ложью в поддавки,
Чины снабжали «центры» бредом
О ходе дел из-за «реки».
Послушать этих чистоплюев,
Так вроде ангелов мы здесь
И кровь не льем, и не воюем,
И лишь с врагов сгоняем спесь.
Мне вспоминать и то неловко
Таких советников в чинах,
Им боевая обстановка
Не виделась и в черных снах.
Они, живя в дворцах афганских,
Парным питаясь молоком,
Судили чисто дилетантски
О нашем быте войсковом.
О наших боевых потерях.
О нуждах ратного труда.
О том, что хлеба – кто поверит? –
Не ели днями иногда.
На поводу у местной власти
Они, как рыба на крючке,
И не хотели знать, к несчастью,
Что находились в тупике.
И в состоянье эйфории
И дипломат, и генерал
Считали: вражеской стихии
Конец положит штурмов шквал.
И принимались вновь решенья
На рейды и на БШУ
Согласно косному мышленью
И недалекому уму.
Известно: со своим уставом
В чужой не суйся монастырь.
Не потому ль бывал неправым
Иной советник-поводырь,
К высокой миссии негодный?
Неужто же не смыслил он,
Что нашей чести всенародной
Чинил бездарностью урон?
С дней первых очевидно было:
Беду войной не отвести.
И важно не бряцанье силой,
А поиск мирного пути.
О, как мы запоздали в этом!
И все же верх взял здравый смысл:
Нельзя быть в ссоре с целым светом.
Однако душу гложет мысль:
С советников, что были падки
До славы, званий и чинов,
За их просчеты взятки гладки?
Пока. Но будет спрос суров!

ДОЛГАЯ ДОРОГА ДОМОЙ.

НЕИСПОВЕДИМЫЕ ПУТИ С НЕОБЪЯВЛЕННОЙ ВОЙНЫ.

Сергею Ивашкову.

Путь к дому неисповедим
Для тех, кто в рейд уходит ныне.
Иной вернется невредим,
Другого смерть слегка обнимет,
Но он оправиться от ран
И будет радоваться жизни.
А третий?.. Вечности орган
Над ним безмолвно справит тризну.
Друзья не скроют слез скупых,
И – снова в рейд в рассветной рани…
Путь к дому долог у живых.
У павших – сутки на «тюльпане».

О РАЗГОВОРЕ СОЛДАТ-«АФГАНЦЕВ» В АЭРОПОРТУ «ТАШКЕНТ» В 1987г.

Василию Мельничуку.

Аэропорт – людей скопленье
Всех возрастов и языков.
И кто-то каждое мгновенье
Мчит за обитель облаков.
Иной на твердь земную с выси
Спешит. У всех свои дела.
Разлук – на миллионы чисел.
И встречам также несть числа.
Здесь нынче встретились солдаты
Из разных боевых частей.
Они зовут друг друга братом –
Товарищества апогей.
Звенят медали боевые,
Горят рубином ордена.
Глаза и голоса хмельные
От треволненья без вина.
Еще бы! Час назад чужбина
Дышала воинам в лицо.
И вот – ташкентские равнины,
Любимой родины крыльцо.
Один здоров, второй контужен,
А двое ранены легко.
Кому-то самолет не нужен –
Родимый дом недалеко.
Других ждет дальняя дорога
К местам отеческим, святым,
И времени порой немного
На разговор дается им.
И пусть никто их не встречает,
За возвращенье, без затей
Они поднимут тост за чаем,
Вводя в смущенье патрулей.
Возбуждены и говорливы,
Глаголят каждый о своем:
- Коль не убиты, – значит, живы,
А коли живы, – не помрем.
- Откуда ты? – Из Кандагара.
Там и попал я в переплет.
Тогда душманам дали жару
За наглый огневой налет.
- А я контужен под Гератом.
На ухо правое глухой.
- Мэнэ же царапнули каты
Лэгохонько пид Печдарой.
- А я нэ ранен, хоть убейте! –
Грузин давил на букву «р», –
Хотя ходил три раза в рэйды
Зачем-то в проклятый Панджшер.
Звучали странные названья:
Кунар, Гардез, Хост, Барикот…
Они в солдатское сознанье,
Как гвозди, вбиты не на год.
Затем шла речь: как встретят дома,
Как не утратить братства связь,
Что здесь все будет по-иному –
Возможна даже неприязнь.
Но я не услыхал в беседе
Ни жалоб, ни слезливых нот,
Ни злобы к южному соседу,
Ни сетованья на поход.
Последние рукопожатья:
- Мир тесен! – Будем живы, брат!
- Вас на Кавказе буду ждать я!..
И время развело солдат.

О БЕСЕДЕ С РУКОВОДИТЕЛЕМ ПРОВИНЦИАЛЬНОГО КОМИТЕТА НДПА, ВЫХОДЦЕМ ИЗ ХАНСКОГО РОДА.

Ахмаджону Егибекову.

Такой жарищи не знавала
Давно афганская земля:
Как печи, раскалялись скалы,
Листву роняли тополя,
Полуразбитый городишко
В полдневный погрузился сон,
И даже местные мальчишки
Не посещают гарнизон.
От пыли травы поседели.
Ни облачка. И тишина.
Не верится, что смерть в прицеле
Нас держит. Странная война!
В пещерах гор таясь от зноя
И за день отоспавшись, враг
Поднимет ночью нас пальбою.
Его союзник – ночи мрак…
С визитом прибыл к нам с рассвета,
Едва развиднелась тропа,
Руководитель комитета,
Функционер НДПА.
Беседа шла стезей интимной,
Привычным руслом праздных слов,
Комплиментарности взаимной –
Обычай Азии таков.
Но неспроста, мы разумели,
Приехал к нам высокий гость.
И чтоб его подвигнуть к цели,
Подбросил я сомненья «кость»:
- Испив беды афганской чашу,
Домой уходит наша часть.
Удержат коммунисты ваши
Без нас в борьбе с врагами власть?
Скользнула в голосе надменность,
И нам на миг явился хан:
- Аллах простит мне откровенность!
Открою главный ваш изъян.
Вы заблуждаетесь напрасно:
Не коммунисты мы. Увы!
Исток изъяна, мне-то ясно,
От государственной главы
Начало взял. Но неужели
Вы, проживя средь нас года,
Не поняли, не усмотрели,
В чем нашей партии беда.
«Парчам» и «Хальк» все эти годы,
Враждуя явно меж собой,
Не выйдут из тени разброда.
Вступает в партию любой.
Кого в ней нет: и цвет элиты,
И обездоленный бедняк,
И лихоимец, взяткой сытый,
И лозунгом прикрытый враг.
Что единит их? Дух свободы?
Грядущий общества прогресс?
Дань обстоятельствам? Иль моды
Политиканский интерес?
Вы говорите в заблужденье
О классовой борьбе сторон.
А классы только в зарожденье.
Мы – клан враждующих племен.
Уйдете вы, и мы, как прежде,
Пойдем путем судьбы своей.
Мы, как и вы, живем в надежде
Закончить распрю поскорей.
Ошибки? Были. Обоюдны.
И вы, и мы вели им счет.
Они объявлены прилюдно.
А это силу придает.
Бок о бок с вами в дни сражений
Мы опыт обрели, и он
В сознанье новых поколений
Уже не будет истреблен.
В одном уверен: поздно ль, рано –
Отыщем к примиренью путь,
И нас, народ Афганистана,
В средневековье не вернуть.

НАЧАЛО ВЫВОДА НАШИХ ВОЙСК - ТЕРМЕЗ. КУШКА. МАЙ 1988г.

Роману Шаназарову.

Мы возвращались, развернув знамена.
О, как мы торопили этот час!
С утра у пограничного кордона
Народ собрался, ожидая нас.
Нас целовали женщины чужие,
Устлав дорогу россыпью цветов.
Так в Сорок пятом Родина, Россия
Встречала наших дедов и отцов.
И так же май означен в подорожной,
Как у бойцов Великой той войны.
Но в тишине торжественно-тревожной
Не слышалось ликующей струны.
В глазах сквозит надежда и страданье,
Отчаянье и вера матерей,
Со всей страны прибывших на свиданье, –
Увидеть долгожданных сыновей.
И нам хотелось встретится с родными,
И даже мысль пришла: «Вот если б нам,
Прошедшим ад, вернувшимся живыми,
Всем тотчас возвратиться по домам!
Пусть не совсем, а в отпуск, в увольненье
На целый месяц!..» Но, как говорят,
Правительством не принято решенье…
И ты отныне не боец – солдат.

ПРОЩАНИЕ СО ЗНАМЕНЕМ ПОЛКА ВОИНОВ, УВОЛЬНЯЕМЫХ В ЗАПАС.

Прощаемся со знаменем полка.
Последний раз его мы видим ныне,
И трепетно касается рука
Овеянной героикой святыни.
В торжественный неповторимый час
Осознаем до боли и впервые,
Насколько каждый прикипел из нас
К полку, к друзьям за годы боевые.
Коленопреклоненно, не стыдясь
Слезы невольной, мы целуем знамя
И верим, службой ратною гордясь,
Что это знамя будет вечно с нами.

ЗАВЕРШЕНИЕ ВОЙНЫ.

Ивану Шкварко.

Мы завершили странную войну,
Не ведая причин ее истока,
И покидаем без вины страну,
Не упрекая ни ее порока,
Ни власть имущих, ни засилье зла.
За все, что нам предписано судьбиной.
А доля боевого ремесла
Надсаживала годы наши спины.
Да, мы устали, но не стали злей
И бедному народу сострадая,
Стремились честно, всей душой своей
Мир подарить истерзанному краю.
Что не сбылось, вины в том нашей нет.
Непостижим исламский мир Востока:
Здесь межусобья застят людям свет,
Здесь враг презрел святой запрет пророка.
А кое-кто бросает нам упрек,
Чернит прошедшего Афган солдата.
Но верим мы: история в свой срок
Все по местам расставит непредвзято.

* * *

Михаилу Ивановичу Савинову.

Когда нас жизнь испытывает краем,
Где бытия на нет исходит нить,
Мы ад земной считать готовы раем
И страстно просим Нечто: дай нам быть!
Надежду тешим даже в то мгновенье,
Когда шальной судьбы дамоклов меч,
Начав неотвратимое движенье,
Предупреждает: «Поздно! Не перечь!»
И в этот миг не каждый в состоянье
Достойно встретить испытанья час:
Теряет человеческое званье
Иной, являя душу без прикрас.
И после в нем живет неистребимо
Вражды и злобы затаенный груз.
Пути паденья неисповедимы,
Но в каждом падшем обитает трус…
А мы, надеясь, может быть, на чудо,
Встречаем стойко свой последний час
В бою, в плену, на плахе, дыбе – всюду,
Где жизни край испытывает нас.
Не жизнь и смерть нас в этот миг от веку
Ведет на подвиг – малый иль большой,
Святая цель – остаться Человеком,
Солдатом с незапятнанной душой.

ВОЗВРАЩЕНИЕ.

Последнему командарму 40-й генералу Громову.

Земля родная! Мой прими поклон.
Вернувшись в отчий край из заграницы,
Я не могу тебе не поклониться:
Ты вдалеке была как сладкий сон.
Там осознал насколько прав поэт –
«Большое видится на расстояньи!» –
И подтверждаю это в час свиданья:
Родней тебя и ближе сердцу – нет!

БОЛЬ АФГАНА.

СЛОВО О ПОДВИГЕ И ДОЛГЕ «АФГАНЦЕВ».

I. ПОДВИГ.

Он рождается неспроста –
Вызревает подспудно исподволь:
Дерзновенная высота
Покоряется только неистовым.
Их с рожденья Родина-мать
Отмечает особою метой,
Но не стоит ее искать –
Жизнь имеет свои секреты.
В самый трудный, опасный миг
Станет явью такое наследство…
Подвиг –
 мал он или велик –
Вырастает корнями из детства.
Он рождается неспроста.
Есть герои во всех поколеньях…
У свершений тропа крута.
Нет свершений без вдохновенья.

II. ДОЛГ СОЛДАТА.

Есть долг солдата: будь то рядовой
Иль офицер. Тот долг – вершина чести:
Стремится воин к ней, пока живой,
Пока не уступил другому место.
Закон армейской доблести таков.
Таков наказ народа и державы.
И нет среди героев простаков,
И подвиги вершатся не для славы.
И в той войне, в краю афганских гор,
В краю межплеменных противоречий,
Где недреманные мы несли дозор,
Мы долг свой исполняли человечий.
Сейчас кому-то, может, с кондачка
Легко судить и осуждать солдата
И выгодно в нем видеть вахлака,
Как робот, бессловесного примата.
Да, был приказ: вошли в Афганистан.
Да, воевали: не за страх – на совесть.
И был солдат – герой, а не профан,
Являя в ратном деле образцовость.
Так почему вменять ему в вину
Власть предержащих тайные решенья
И спрашивать ответа за войну?
Воистину над армией глумленье!
Кто не был там и не платил оброк
Молоху ненасытному поныне,
Тот не имеет право нам упрек
Бросать в своей презрительной гордыне.
Лишить геройства армию стремясь,
Нас очерняют гласности «герои».
Но мы крепим со славой предков связь:
Солдат тогда солдат, когда он – воин.
Учить нас, как вести себя в бою
Не волен дилетант, не знавший боя.
Мы не роняли честь в чужом краю.
В родном краю храним ее тем боле.

МАТЕРИНСКАЯ БОЛЬ.

Матерям воинов-интернационалистов, погибших в Афганистане.

Нет на свете тревожнее струн
Сердца матери с сыном в разлуке.
Материнское сердце – вещун.
Кто измерит душевные муки?
Словно пытка, вторгаются в сны,
Изводя, роковые виденья.
О проклятое бремя войны!
Все тревожнее миг пробужденья.
«Как там мальчик, в афганском краю? –
Мысли денно и нощно тревожат. –
Смерть, не трогай кровинку мою!
Страшный сон, не сбывайся, о боже!»
…Шло сраженье в далеких горах.
Велико до тех мест расстоянье.
Мать внезапно проснулась в слезах:
Боль утраты сковала сознанье.
И проплакала горько всю ночь.
Утром встала с надеждою зыбкой,
Но печаль не смогла превозмочь:
«С ним несчастье. И нету ошибки…»
Кто ответит, откуда она,
Это связь между сыном и ею,
Что одной передать ей вольна
Весть, которой нет в мире больнее?
Скрыта тайна в глубинах воды,
Приводящая море в кипенье.
Так и тайна предчувствий беды
Не имеет пока объясненья.
…Принесли похоронку в свой срок:
«Сын геройски погиб… Подпись. Дата.»
Пол качнулся: «Я знала, сынок,
В этот день смерть настигла солдата…»
А какие он письма писал!
Жить надеялся честно и долго…
В путь ушел через огненный шквал
К вечной славе солдатского долга.
К тем вершинам, где юным всегда
Остается бессмертья достойный…
Мать одна пронесет сквозь года
Боль свою и проклятие войнам.

БОЛЬ АФГАНА.

Сыну Олегу.

Люди жизнь оплачивают данью
Горестей, печалей и утрат.
И не враз приходят к осознанью:
Кто же в их страданьях виноват?
Власть имущий? Или злая воля
Неподвластных человеку сил?
Сам ли человек в земной юдоли
Грань заветов предков преступил?
Суть ответов прячется порою
За завесой тайны, как в дыму.
Так поныне не дает покоя
Наш Афган пытливому уму.
Поколенью нашему на долю
Выпало – и почему-то нам?! –
Испытать себя жестокой болью,
С жертвами и кровью пополам.
Боль такую знали наши деды,
Знала вся страна и весь народ
В те четыре года, что Победой
Завершили той войны исход.
Наша боль тянулась дольше вдвое
И не всех затронула она:
Кто-то жил в довольстве и покое
И спокоен в наши времена.
Им плевать, что многие убиты,
Что вернулось множество калек,
Что и по сей день число сокрыто
Без вести пропавших человек.
Боль Афгана – душ солдатских раны,
И они взывают дать ответ:
Скольким мамам «черные тюльпаны»
Привезли сынов – Отчизны цвет?
Почему в родных краях Союза
Черствым был иной военкомат?
Или тризна – тяжкая обуза
Для него в похоронах солдат?
Словно хоронили не героев,
А безвестных недостойных лиц,
Оставляя матерей порою
В странном положении должниц.
Будто сами матери, не кто-то,
Виноваты в горести своей.
Почему же дефицит почета
Оскорбляет память сыновей?
А кладбища городов и весей?
Нам, живущим, совести в укор
На могилах минимум известий
О солдатах извлекает взор:
«Имярек рожден – погиб тогда-то,
Выполняя службы долг». Но – где?
На войне ли смерть нашла солдата?
Или в мирном воинском труде?
Смешивать понятия негоже:
Поле боя, да в чужой стране,
Или край родной. И нам дороже
Память о погибших на войне.
Почему бессовестно-чванливый
Тех времен чиновный аппарат
От людей утаивал стыдливо
Место честной гибели ребят?
Разве скрытно погребали янки
И высокомерный Альбион
Павших сыновей своих останки,
Посланных в гордыне за кордон?
Кто же, кто у нашего народа
Покусился гордость истребить,
Памяти святой порушить своды,
Истончая с прошлым связи нить?
Языком эзоповым владея,
Зло сжигает нашей чести храм.
Почему же власть молчит, не смея
Дать отпор иным говорунам?
Гласность? Но и подлости есть мера.
И когда эстетствующий сноб
Нам свою навязывает веру,
Поневоле душу бьет озноб.
Этих снобов, ласковых лишь с виду,
Раздражают наши кулаки,
Скрип протезов парня-инвалида,
Крохи льгот с чиновничьей руки.
Без победы и без пораженья
Завершилась странная война.
Виновато ль наше поколенье,
Что была затеяна она?
Почему ж для нас иной чинуша
Неприступнее афганских скал
И злорадно топчет наши души:
«Я же вас туда не посылал!»
И былых фронтовиков сегодня,
Стариков, последних могикан,
Неомещанин-чревоугодник –
Волю дай – посадит на аркан.
Ветеранам не дает покоя
И мещанских выродков шпана,
Что плюет на самое святое,
Отчей бездуховностью больна.
И она на ветеранов руку
Подняла уже… Терпеть доколь
Старикам неуваженья муку?!
Это их и наша тоже боль.
И тревога жаром губы сушит,
И подкатывает к горлу ком –
Так приходит краткий миг удушья
В первом столкновенье боевом.
Нет, не зря, не зря! в сердцах «афганцев»
Закипает ненавистью кровь
К подлости и злу неомещанства,
Знающему нашу нелюбовь.
Пусть мы нынче «белые вороны»
Среди тех, чья совесть нечиста,
Души зарядила, как патроны,
Тяжесть дней афганского креста.
Порох наших душ не отсыреет.
Память наших душ не тронет моль.
От застойной скверны панацея –
Боль народа и Афгана боль.
Эта боль – основа единенья.
И пока едины – мы сильны.
Слава всем, прошедшим очищенье
Болью «необъявленной» войны!

ВЫСШИЙ ДОЛГ.

Червонопискому С.В.

Есть высший долг. И этот долг суров.
Неизмерим он однозначной мерой.
К Отчизне беззаветная любовь
Питается в ее величье верой…
Скажи, а ты способен за любовь
Платить ценою мужества и чести
И за нее бороться вновь и вновь,
Без устали, с соратниками вместе?
Скажи, а ты способен за любовь
Безропотно отдать все, чем богат ты,
На смерть пойти с достоинством, без слов,
Как в жизни это делают солдаты?.
Ответь! Я знать хочу, коль грянет бой,
Одною ли мы связаны судьбой.

НАШ АФГАН.

Сыну Валерию.

Жизнь полна загадочных явлений,
Исходящих из глубин веков.
Много ли найдется объяснений
Тайне тайн народных языков?
Кто проматерь их? Когда впервые
Перешел пещерный рык и крик
В четкие понятья смысловые,
В звучный человеческий язык?
Притча есть: вначале было слово.
Было ли понятным всем оно?
В нем ли всех словес первооснова?
Этого познать нам не дано.
И слова рождались, умирали,
Превращались в новые слова.
Неизвестны те, что им давали
На существование права.
Так «Афган». Что значит это слово?
В словари не внесено оно.
Но звучит весомо и сурово,
Творчеством солдатским рождено.
Любит лаконичность век Двадцатый.
В этом есть и польза, и изъян.
И Афганистан в устах солдата
Обернулся в краткое – Афган.
Растянулся срок войны на годы,
Возбуждая, будоража мысль:
Сколько проливать нам кровь как воду?
И Афган утратил прежний смысл.
Впитывало слово, словно губка,
Боль армейских и утрат, и ран.
Коль о скалы в бурю бьется шлюпка,
Значит, бесталанен капитан.
Ширясь, эта боль слилась с потоком
Боли матерей, сирот и вдов,
Заливая гневом, как потопом,
Веру в предержащих власть столпов.
А в родных краях – коса на камень –
Натолкнулись боли наших душ
На неуваженье, невниманье,
Черствость закоснелую чинуш.
И мещане не таят презренья:
«Вы ущербны, ожесточены.
Мы предвидим: ваше поколенье
Станет злом в грядущем для страны».
Разделяет и элита мненье.
Но Большой войны фронтовики,
Как и мы, прошедшие крещенье,
Разве распускали кулаки?
О, ханжей порочное усердье!
А не мы ль, придя в Афганистан,
Там к детишкам были милосердней,
Чем чернящий нас политикан.
Надо знать трагедию народа,
Видеть края бедность и разор,
И тогда бы истине в угоду
Нам поход не ставили в укор.
Там, за «речкой», были мы едины,
И в делах, и в помыслах чисты.
Перед смертью не сгибали спины.
Были души – белые холсты.
И на них писало кровью Время:
«Ваша дружба – дружба до конца.
Ваше несгибаемое племя
Никогда не примет подлеца.
Ваша правда отторгает кривду.
Ваша честность презирает зло.
Вы – надежды возрожденья привод,
Лодки мира крепкое весло.
Вы – семья всех наций и наречий,
Кто бы где из вас не жил потом.
Ваша сила – разум человечий,
Берегущий общий отчий дом».
Все впитал «Афган»: похода горечь,
Боль утрат, признания изъян.
Но он – наш! Он – наша честь и гордость.
Не таи награды, ветеран!

ИСПОВЕДЬ ВЕТЕРАНА-«АФГАНЦА» И ЗАВЕЩАНИЕ ЮНОЙ СМЕНЕ.

Внукам Евгению и Марку.

Вам, внуки, вам, мои потомки,
Долг ветерана отдаю:
Услышьте голос мой негромкий
И эту исповедь мою.

Я честно прожил жизнь солдата
Вдали от «света» и столиц
И был присяге верен свято,
Храня покой родных границ.

Повенчан ратною судьбою
С непостоянством бытия,
Я за тебя готов был к бою,
Отчизна горькая моя.

Кому-то офицера участь
Давно, как тяжкий крест, нести.
Я не роптал и жил, не мучась
Сомненьем в избранном пути.

Служил на точках отдаленных
И не однажды пребывал
В «открытых» и «закрытых» зонах,
Где черт, и тот не ночевал.

И не завидовал элитной,
«Паркетной» публике штабов,
К чинам и званьям ненасытной,
С непроницаемостью лбов.

Мне ценно братство войсковое,
Где каждый честен, на виду
В день мирный и в минуты боя.
Хвала солдатскому труду!

И пусть не понят мной поныне
Смысл ввода войск в афганский край,
Я был там по одной причине:
Приказ получен – выполняй.

Иначе без единства воли
И монолитности своей
Войска – скопление, не боле,
Без цели собранных людей.

Кто не познал святого братства,
Душою нищ и одинок.
Иных приводит к святотатству
Мещанской узости мирок.

Поколебать устои жизни
Стремясь в сомнительной борьбе,
Они защитников Отчизны
Мнят видеть равными себе.

Претит им наша верность чести,
Присяге, чем бойцы сильны.
Для них мы порознь, а не вместе,
И разобщенные нужны.

Я против тех, кто рвется к власти,
Кто, власть имея, очерствел.
И против тех, кто нам напасти
Несет, не разумея дел,

Кто честь, как мелкую монету,
Меняет, пробиваясь в «свет»…
Вы, ополчась на нечисть эту,
Потомки, помните совет:

Служа Отечеству, народу,
Не забывайте: сам народ
В борьбе добыл себе свободу
И сам своей страны оплот.

О, внуки! Проживите честно
Отмеренный судьбою срок.
Пусть не в чинах. Пускай безвестно.
Не в звании, не в чине прок.

Прок в честной, праведной работе,
Когда ответить можешь всем:
«Отечество – моя забота!
Чужого хлеба я не ем!»

ИЗ ЛИРИКИ ТЕХ ДНЕЙ.

ЗОВ ДАЛЕКОЙ ЗВЕЗДЫ.

Богомолову В.А.

Нас горы окружают как шатры.
Как в таборе большом – шатер к шатру.
Над ними яснозвездные миры,
Линяя, угасают поутру.
Но долго одинокая звезда
Сверкает в полуночной стороне,
Как будто за собой зовет туда,
Где ждут нас не дождутся по весне.

БАЛЛАДА О САНГИМОРЕ.

Наш полк с Памира до Файзабада шел целый месяц через завалы и бои с душманами.
Вырезку из газеты «Фрунзевец» с «Балладой о Сангиморе» находили среди документов раненых и убитых солдат.

Под Файзабадом, над рекой
Обломок гор
Навис огромною скалой,
То – Сангимор.
Сто тысяч лет назад от гор
Природы сказочной топор
Отторг скалу, и с этих пор
Здесь – Сангимор.
Скала с многоэтажный дом.
На ней стою
И жадно опаленным ртом
Прохладу пью.
Внизу воды голубизна,
Вверху небес голубизна,
И в тишине голубизна
Растворена.
Вокруг обманчивый покой,
И лишь река
Сверкает, выгнувшись дугой,
Как сталь клинка.
Я вижу через времена:
Лежит прекрасная страна,
Богата недрами она –
И все ж бедна.
У Сангимора местный хан
В один из дней
На праздник собирал дехкан
С округи всей.
И на площадке у реки
Плясали, пели бедняки,
А хан бросал им медяки,
Еды куски…
Хан обирал своих дехкан,
Взымая дань.
Да и на байский дастархан
Батрачья длань
Несла своих трудов плоды,
И оставался за труды
Дехканину глоток воды
И хлеб беды…
Но долгожданный час пришел,
Настал черед:
Свободу, землю, хлеб обрел
И здесь народ.
И пусть пока идет борьба,
И тяжела еще судьба,
Но движется вперед арба
Вчерашнего раба.
В борьбе мужает южный брат –
Афганистан.
Гудят, как улей, Файзабад
И Бадахшан.
Как тень, уходит рабство с гор.
Не вечен нищеты позор…
Сегодня с нами Сангимор
Несет дозор.

ЖУРАВЛИ НАД КАБУЛОМ.

Петру Ивановичу Нищеву.

Опять курлычут в небе журавли,
Напоминая о поре прощанья.
Куда летите, странники земли?
Где будете до внешнего свиданья?
Эх, мне б весною с вами полететь
В родимый край! – о нем моя забота.
Всю жизнь мечтал однажды посмотреть
Отчизну с журавлиного полета!
Со светлой, чистой радостью в душе
Лететь бы не высоко, не торопко,
Чтоб видеть злак на полевой меже,
Листвой дубрав засыпанную тропку
И девственных березок наготу,
И реками таимые истоки –
Природы первозданной красоту,
Которую не тронул век жестокий…
Мой край родной, как, право, ты хорош!
Пускай кому-то холоден не в меру.
Но где ты сердце русское найдешь,
Чтобы в тебя утрачивало веру?!
А журавли? – вернутся по весне!
В чужой стране – они в чужой стихии
И гнезд не вьют в заморской стороне.
Им, как и мне, нет жизни без России.

ПОЭТЫ НЕОБЪЯВЛЕННОЙ ВОЙНЫ.

Самодеятельным поэтам и композиторам – творцам песен об Афгане.

Поэт войны – особое явленье:
Чеканность слов в суровой простоте
И тайна взлета одухотворенья
В обыденной солдатской маяте.
Мятежность человеческого духа
Приемлет жизнь, идя через бои,
Вбирая в них доступные для слуха
Нехитрые мелодии свои.
И в песнях нет ни крика, ни надрыва.
В них правда и трагедия борьбы,
И сдержанные страстные призывы
Быть выше человеческой судьбы.

ТОСКА ПО РОДНОЙ СТОРОНЕ.

Валентину Зайцеву.

Я в разлуке часто брежу Русью,
Часто вижу Родину во сне.
Сердце полно неизбывной грусти
И тоски по милой стороне.
Русь моя, я за тебя в ответе
Здесь, в далеком и чужом краю.
Верь, пока я жив, ничто на свете
Не затмит к тебе любовь мою.
Вспоминаю с нежною любовью
Отчий дом, друзей веселый круг.
Мне б сейчас в родное Подмосковье,
В снегопад черемуховых вьюг!
Мне бы в зыбь зеленого тумана
Вешних трав, в купель алмазных рос.
Там, в лесу, заветная поляна,
Где расстался с милой у берез.
Не дождусь, когда домой вернусь я,
Не дождусь, когда опять, опять!
Буду любоваться светлой Русью
И березкам руки целовать!
Русь моя, я за тебя в ответе
Здесь, в далеком и чужом краю.
Я солдат, и верь, ничто на свете
Не затмит к тебе любовь мою.

ОТ РОДИНЫ ВДАЛИ.

Игорю Иваницкому.

От Родины вдали –
Холодные рассветы.
А в небе журавли
Приносят нам приветы.
Здесь горы, как шатры, –
Под небеса вершины,
И звездные миры
Ложатся им на спины.
В горах таится враг,
Порой смертельно ранит…
Давно войны очаг
Дымит в Афганистане.
Здесь наш солдатский труд
Сегодня – дело чести.
А дома мамы ждут.
Кого-то ждут невесты.
Нам Родина родней
В разлуке стала втрое.
Душой и сердцем с ней,
Не ведая покоя.

ПОСЛЕДНЯЯ ОСЕНЬ АФГАНА.

Борису Филипповичу Зайцеву.

Опять косяки журавлей –
Из стран полуденных далеких –
Над маревом вешних полей
И гладью озер синеоких,
Над жухлой травою болот
И серой щетиной лесною
На север России ведет
Вожак журавлей над страною.
Он опытен, смел и силен,
Летит, из груди исторгая
Крик радости – близок затон,
Где сядет усталая стая.
Курлычут в ответ журавли.
В их голосе нега сыновья.
И вот завиднелись вдали
Родные святые гнездовья.
Чем ближе – быстрее полет…
Мы службу несем за границей.
На родину сердце зовет,
Все чаще нам Родина снится.
Пока же кричим журавлям,
Встречая чужие рассветы:
«Родимым домам и полям
От нас передайте приветы!
Скажите: грядущей весной,
Лишь белые снеги истают,
С войны возвратимся домой…».
Спеши, журавлиная стая!

ЭЛЕГИЯ.

Какое сердце не забьется
При вешнем клике лебедей?
В какой душе не отзовется
Он вещей силою своей?
Клич разом пробуждает струны
Высоких чувств, что дремлют в нас.
И в мыслях, стары или юны,
За стаей мы спешим тотчас.
Летят на север вереницы
Божественно прекрасных птиц –
Спешат домой из-за границы,
Земных не ведая границ.
Ни ссоры, ни вражды не зная,
И в дружбе и в любви верны…
И переклики белой стаи
Святого таинства полны.
Что пробуждает звук призывный?
Чем завораживает Русь?
Надеждой? Верой неизбывной
В добро? Исконна эта грусть!
Она о времени, в котором
Исчезнут свист свинца и зло,
Века клеймящие позором
Народов и Земли чело.
Поныне мир живет в тревоге:
Что день грядущий принесет?..
О, птицы белые, в дороге
Пусть не прервется ваш полет!

РАЗДУМЬЕ О СУДЬБЕ РОССИИ.

Олегу Сидельникову.

В нас силу духа испокон
Испытывает провиденье,
Ведя сквозь частокол препон
От озаренья к озаренью.
Прозренья миг, без пелены,
Являет нам хвороб коросты,
Суть обнажая: мы – больны
Недугами не только роста.
В пруду бессточная вода
Без чистки зарастает тиной.
Так бездуховности среда
Грозит всеобщею трясиной.
Из прочих хворей во сто крат
Болезнь духовная опасней.
Она, как повилика сад,
Умы опутывает властно.
Паразитируя в среде,
Невидима простому глазу,
Она несет с собой везде
Перерожденья метастазы.
Плодится неомещанин
На обывательском настое,
И по его подобью сын
Плюет на самое святое.
Бюрократический пророк,
Надев на лик личину чина,
Линчует возводя в порок,
Ему претящие почины.
Пред ним и стойкие борцы,
Радея о народном благе,
Надев терновые венцы,
Смиряли пыл своей отваги…
Устав от суетной борьбы,
Духовной жажды и сомнений,
Сегодня мы, рабы судьбы,
Бушуем в полосе презрений.
Нас опьяняет в этот миг
От груза прошлых лет свобода.
Раскрепощенный наш язык
Отныне снова – глас народа.
В дороге не сбивался б шаг
И не было б досадных сшибок,
Не повторяй страны вожак
Известных ранее ошибок.
Так на кого нам уповать?
Неписанным каноном стало:
Себе кумиров создавать,
Чтоб после рушить с пьедесталов.
Но коль нельзя без вожака,
То должно почести и славу
Воздать ему наверняка,
Когда заслужит это право.
Но не авансом! Чтоб потом,
Коли не сбудутся посулы,
За всепокорных нас стыдом
Потомкам не сводило скулы.

ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ.

Я верю: явятся поэты,
Чей стих поведает стране
Всю правду, гласно, без запрета,
О «необъявленной» войне.
Не понаслышке, не по книжке,
Огнем войны опалены,
Афган прошедшие мальчишки
Ее впитали в плоть и сны.
Они ценою ран и жизни,
По долгу верных сыновей,
Дань уплатив своей Отчизне,
Ни в чем солгать не смогут ей.
И по-солдатски, прямо, честно,
Развеяв тайн постыдный дым,
Откроют то, что им известно
И не известно остальным.
Отвеяв от зерна полову,
Рассеют вымыслов туман.
И новое подарит «Слово»
Нам новоявленный Боян.