Один день штурма (Рассказ участника боевых действий в Грозном)

Штурм на­чал­ся сем­на­дца­то­го ян­ва­ря. Эту да­ту я за­пом­нил хо­ро­шо - шес­то­го по­гиб Му­ха, седь­мо­го из плот­ных об­ла­ков на­ко­не­ц-то по­ка­за­лось солн­це, и "че­хи", поль­зу­ясь пре­крас­ной ви­ди­мо­стью, на­кры­ли из АГ­Сов "де­вят­ку", ра­нив шес­те­рых и убив од­но­го, а ров­но че­рез де­сять дней - штурм.

Он на­чал­ся ран­ним ут­ром. Точ­нее, да­же не ут­ром, а но­чью, ко­гда мы сня­лись с на­ших по­зи­ций в Хан­ка­ле и пе­ре­дви­ну­лись в рай­он ча­ст­но­го сек­то­ра, в де­по, где в ожи­да­нии ча­са "Ч" раз­мес­ти­лись в зда­нии стан­ци­он­ной ди­рек­ции и раз­би­тых же­лез­но­до­рож­ных ва­го­нах, с ко­то­рых шу­ст­рая пе­хо­та тут же по­сби­ва­ла таб­лич­ки "Гроз­ный-Мо­ск­ва" и на­ле­пи­ла на бор­та сво­их БТРов.

Ти­хо. Уже рас­све­ло, но солн­це еще не взош­ло, лишь ро­зо­вые от­све­ты ос­ве­ща­ли без­об­лач­ное не­бо на вос­то­ке. Это пло­хо - день опять бу­дет яс­ный, са­мая ра­бо­та снай­пе­рам.

Мы си­дим в под­ва­ле ди­рек­ции, гре­ем­ся око­ло ко­ст­ра и по­тро­шим свои сух­паи. Нам не­мно­го страш­но, мы нерв­ни­ча­ем, ощу­ща­ем се­бя под­ве­шен­ны­ми в не­ве­со­мо­сти, вре­мен­ны­ми. Здесь все вре­мен­ное - и те­п­ло от ко­ст­ра, и зав­трак, и ти­ши­на, и рас­свет, и на­ши жиз­ни. Че­рез ча­с-д­ва мы пой­дем впе­ред, и это бу­дет дол­го, хо­лод­но и очень тя­же­ло. Но все рав­но это бу­дет луч­ше, чем не­оп­ре­де­лен­ность, в ко­то­рой мы сей­час на­хо­дим­ся. Ко­гда нач­нет­ся, все ста­нет яс­но, страх про­па­дет, бу­дет лишь силь­ное нерв­ное на­пря­же­ние. Впро­чем, оно у нас и сей­час очень ве­ли­ко. Так ве­ли­ко, что мозг не вы­дер­жи­ва­ет, впа­да­ет в сон­ную апа­тию. Очень хо­чет­ся спать, ско­рей бы уж на­чи­на­лось, что ли...

Про­сы­па­юсь от да­вя­ще­го на уши гу­ла. Воз­дух тря­сет­ся, как же­ле в та­рел­ке, зем­ля дро­жит, дро­жат сте­ны, пол, все. Сол­да­ты сто­ят, при­жав­шись к сте­нам, од­ним гла­зом вы­гля­ды­вая в ок­на. Спро­со­нья не по­ни­маю, в чем де­ло, вска­ки­ваю, хва­таю ав­то­мат: "Что, “че­хи”? Об­стрел?" Кто-то из пар­ней обо­ра­чи­ва­ет­ся, что-то го­во­рит. Го­во­рит гром­ко, я ви­жу, как на­пря­га­ет­ся его гор­ло, вы­тал­ки­вая сло­ва, но сплош­ной рев ва­той ско­вы­ва­ет зву­ки, и я ни­че­го не слы­шу, лишь чи­таю по гу­бам: "На­ча­лось".

На­ча­лось... Ос­та­вать­ся в су­ме­реч­ном под­ва­ле боль­ше не мо­гу, на­до что-то де­лать, ку­да-то ид­ти, лишь бы не си­деть на мес­те.

Вы­хо­жу на крыль­цо. Здесь рев еще гром­че, он та­кой, что боль­но ушам, не­воз­мож­но слу­шать. Пе­хо­та жмет­ся по сте­нам, пря­чет­ся за БТРы. У всех на го­ло­вах кас­ки. Око­ло уг­ла ди­рек­ции сто­ит на­чаль­ст­во - ком­бат, кто-то из шта­ба пол­ка, еще лю­ди. Все при­вста­ют на мыс­ках, вы­тя­ги­ва­ют­ся, смот­рят за угол, ту­да, где Гроз­ный, где раз­ры­вы. Мне ста­но­вит­ся ин­те­рес­но, то­же хо­чу пой­ти по­смот­реть, что про­ис­хо­дит - че­го все пря­чут­ся-то, че­го кас­ки на­пя­ли­ли? Спус­ка­юсь по сту­пень­кам, иду к про­ти­во­по­лож­но­му от на­чаль­ст­ва уг­лу. Ус­пе­ваю сде­лать с де­ся­ток ша­гов, как вдруг пря­мо мне под но­ги шле­па­ет­ся здо­ро­вен­ный, с ку­лак ве­ли­чи­ной, ос­ко­лок, ши­пит в лу­же, па­рит ос­ты­вая, пе­ре­ли­ва­ет­ся на солн­це ост­ры­ми да­же на глаз, за­зуб­рен­ны­ми края­ми с си­ней ока­ли­ной. Сра­зу за ним по все­му дво­ру рос­сы­пью, как пше­но, сы­п­лют­ся сот­ни мел­ких ос­ко­лоч­ков, под­пры­ги­ва­ют по за­мерз­шей гли­не. При­кры­ваю го­ло­ву ру­ка­ми, бе­гу об­рат­но в зда­ние ди­рек­ции. Спо­ты­ка­юсь о по­рог, вле­таю внутрь. Встаю, от­ря­хи­ва­юсь. Вы­хо­дить на ули­цу уже нет ни­ка­ко­го же­ла­ния, и я иду вдоль под­ва­ла, ту­да, где в сте­не свет­ле­ет про­лом.

Око­ло про­ло­ма то­же тол­па, по­ло­ви­на внут­ри зда­ния, по­ло­ви­на сна­ру­жи. Слыш­ны воз­гла­сы: "Во-во, смот­ри, дол­бят! Блин, точ­но как. От­ку­да у них "зуш­ки"? Во, смот­ри, опять!" Ос­то­рож­но вы­гля­ды­ваю на ули­цу. Все сто­ят, за­драв го­ло­вы, смот­рят в не­бо. Ви­жу зна­ко­мо­го взвод­но­го, под­хо­жу к не­му, спра­ши­ваю, в чем де­ло. Тот по­ка­зы­ва­ет ру­кой в не­бо, орет сквозь гро­хот, что “че­хи” лу­пят из зе­нит­ных ус­та­но­вок по "суш­кам", бом­бя­щим го­род. И впрямь, око­ло ма­лень­ко­го са­мо­ле­ти­ка, ку­выр­каю­ще­го­ся в про­зрач­ном не­бе, раз­бу­ха­ют ку­че­ря­вые об­лач­ка раз­ры­вов, сна­ча­ла чуть вы­ше и пра­вее са­мо­ле­та, по­том все бли­же, бли­же. Са­мо­лет сры­ва­ет­ся в пи­ке, ухо­дит из-под об­стре­ла, опять воз­вра­ща­ет­ся, от­ра­ба­ты­ва­ет по рай­ону НУР­Са­ми и уле­та­ет окон­ча­тель­но.

Все рез­ко при­се­да­ем. Не ус­пе­ваю по­нять, по­че­му я ока­зал­ся на зем­ле, как в воз­ду­хе ко­рот­ко ше­ле­стит круп­ный ка­либр, взрыв, и с не­ба сно­ва сы­плет­ся ме­талл, сту­чит по бро­не, по сте­нам, по кас­кам. Во­круг мат: "Вот ар­тил­ле­рия, б.., стре­лять, по­лу­дур­ки, не уме­ют ни хре­на, опять не­до­лет"! Ря­дом со мной ока­зы­ва­ет­ся Оде­гов, гра­на­то­мет­чик. Оде­гов сто­ит ра­до­ст­ный, ве­се­лит­ся, про­тя­ги­ва­ет на ла­до­ни ос­ко­лок ве­ли­чи­ной с боль­шой па­лец: " Смот­ри, в спи­ну за­ря­ди­ло!". "Ра­ни­ло?" - спра­ши­ваю. "Нет, в бро­ни­ке за­стрял". - Оде­гов по­во­ра­чи­ва­ет­ся спи­ной; в бро­не­жи­ле­те, на­про­тив седь­мо­го по­звон­ка, дыр­ка. Го­во­рю Оде­го­ву, что он дол­жен мне литр: за су­тки до штур­ма, ко­гда он вы­тас­ки­вал из бро­ни­ка пла­сти­ны, об­лег­чая пу­до­вый пан­цирь, я по­со­ве­то­вал ему ос­та­вить кев­ла­ро­вый эк­ран - все рав­но ни­че­го не ве­сит, а от ос­кол­ка на из­ле­те за­щи­тит. Так и вы­шло, спас эк­ран ему по­зво­ноч­ник.

Над го­ло­вой ше­ле­стит оче­ред­ной залп, сна­ря­ды шур­шат над на­ми, ухо­дят в го­род. Смот­рим в ту сто­ро­ну. Го­ро­да не вид­но, пря­мо пе­ред на­ми до­ро­га, её вы­со­кая на­сыпь за­го­ра­жи­ва­ет об­зор. Под­ни­ма­юсь на вто­рой этаж ди­рек­ции, за­хо­жу в штаб и на­ты­ка­юсь на ком­ба­та в ок­ру­же­нии ко­ман­ди­ров рот. Что-то об­су­ж­да­ют над кар­той. Ком­бат ко­сит­ся на ме­ня, я де­лаю вид, что че­м-то оза­да­чен и ны­ряю в со­сед­нюю ком­на­ту, по­даль­ше от глаз на­чаль­ст­ва. Там си­дит Юр­ка, ор­ди­на­рец ко­ман­ди­ра вось­мой ро­ты. Он си­дит в крес­ле-ка­чал­ке, и как в те­ле­ви­зор смот­рит в ок­но на го­род, по­ку­ри­вая. Ря­дом сто­ит вто­рое крес­ло, пус­тое. Я ста­нов­люсь за угол, ми­нут де­сять жду. Ни­че­го не про­ис­хо­дит, снай­пе­ра не стре­ля­ют, Юр­ка все так же жи­вой си­дит пе­ред ок­ном, ку­рит. Под­хо­жу, са­жусь во вто­рое крес­ло, при­ку­ри­ваю у Юр­ки. Си­дим, по­ка­чи­ва­ем­ся, смот­рим на об­стрел, ку­рим. Как в ки­но­за­ле, толь­ко мо­ро­же­но­го не хва­та­ет.

В го­ро­де тво­рит­ся что-то не­во­об­ра­зи­мое. Го­ро­да нет, вид­ны лишь до­ро­га и пер­вая ли­ния до­мов ча­ст­но­го сек­то­ра, а даль­ше - раз­ры­вы, дым, гро­хот, ад. Пуш­ка­ри бьют впри­тык, сна­ря­ды ло­жат­ся сра­зу за до­ро­гой, мет­рах в ста от на­ших по­зи­ций, ос­кол­ки вее­ром ле­тят к нам. В воз­ду­хе кру­тят­ся бал­ки по­то­лоч­ных пе­ре­кры­тий, кры­ши, сте­ны, дос­ки. Об­стрел на­столь­ко си­лен, что раз­ли­чить от­дель­ные раз­ры­вы не­воз­мож­но, все сли­лось в сплош­ной мер­ный гул.

Та­ко­го об­стре­ла я еще ви­дел. Ка­кие уж тут снай­пе­ра! Там не­бось во­об­ще уже ни­че­го не ос­та­лось, сплош­ная пус­ты­ня. С од­ной сто­ро­ны, это, ко­неч­но, хо­ро­шо - пус­кай ар­тил­ле­рия раз­дол­бит все к чер­то­вой ма­те­ри, и мы вой­дем в го­род по­сви­сты­вая, с си­га­рет­кой в зу­бах, ле­ни­во по­пи­ны­вая бо­ро­да­тые тру­пы. Но с дру­гой сто­ро­ны - ес­ли там не ос­та­нет­ся ни од­ной це­лой кры­ши, то где мы бу­дем се­го­дня спать?

Из шта­ба рот­ный "вось­мер­ки" зо­вет Юр­ку, по­том ме­ня. Я вы­хо­жу, он при­ка­зы­ва­ет мне взять ра­цию и ид­ти с ним ра­ди­стом. Смот­рю на нач­шта­ба - я его пер­со­наль­ный ра­дист, дол­жен быть с ним. Тот ки­ва­ет - иди, мол, я уж ка­к-ни­будь без те­бя. Бе­ру ра­цию, на­тя­ги­ваю её на пле­чи. В этот мо­мент зам­по­тех, си­дя­щий око­ло за­ло­жен­но­го кир­пи­чом ок­на, обо­ра­чи­ва­ет­ся и го­во­рит, что по­шел пять­сот шес­той. Пять­сот шес­той полк идет пер­вым эше­ло­ном, мы - вто­рым. За на­ми - вэ­вэш­ни­ки, они про­во­дят окон­ча­тель­ную за­чи­ст­ку. Все под­хо­дим к зам­по­те­ху, смот­рим в бой­ни­цу.

Ожи­даю уви­деть что-то эпо­халь­ное, ты­ся­чи сол­дат, как в ки­но, бе­гу­щих с яро­ст­ны­ми ли­ца­ми: "За Ро­ди­ну! За Ста­ли­на!", но на де­ле все про­сто, буд­нич­но. На на­сы­пи оди­но­кой це­поч­кой ле­жит пе­хот­ный ба­таль­он пять­сот шес­то­го пол­ка. Пе­хо­ты не­мно­го, не боль­ше сот­ни бой­цов, они ле­жат, рас­тя­нув­шись по всей дли­не на­сы­пи, ожи­дая пе­ре­но­са об­стре­ла в глубь го­ро­да, что­бы под­нять­ся и пой­ти ту­да, за раз­ры­ва­ми. Об­стрел пе­ре­но­сят, сол­да­ты под­ни­ма­ют­ся и, как при за­мед­лен­ной съем­ке, пе­ре­беж­ка­ми бе­гут че­рез на­сыпь, пе­ре­се­ка­ют до­ро­гу и один за од­ним ис­че­за­ют по ту сто­ро­ну. Бе­гут тя­же­ло, при­зе­ми­сто, ка­ж­дый та­щит на се­бе по два пу­да гру­за - па­тро­ны, гра­на­ты, АГ­Сы, ста­ни­ны, лен­ты, пу­ле­ме­ты, "Му­хи", "Шме­ли". "Ура" ни­кто не кри­чит, бе­гут обы­ден­но, ус­та­ло, мол­ча, с рав­но­ду­ши­ем при­тер­пев­ше­го­ся к смер­ти сол­да­та, при­выч­но от­ры­вая свое те­ло от зем­ли, бро­сая его в ле­тя­щий ме­талл, уже зная, что не все они бу­дут жи­вы, и все же под­ни­ма­ясь в ата­ку.

Я смот­рю, как ма­лень­кие без­за­щит­ные фи­гур­ки под­ни­ма­ют­ся и бе­гут ту­да, за на­сыпь, где их бу­дут уби­вать, рвать, ка­ле­чить, и мне вдруг ста­но­вит­ся страш­но. Не­ве­ро­ят­но страш­но, до дро­жи в ко­ле­нях. Страш­но за них, за че­ло­ве­че­скую жизнь во­об­ще. Ко­гда пе­хот­ные ше­рен­ги под­ни­ма­ют­ся в ата­ку, на­до быть с ни­ми. Нель­зя это ви­деть и ос­та­вать­ся на мес­те. От это­го мож­но сой­ти с ума. Я чув­ст­вую се­бя де­зер­ти­ром, пре­дав­шим сво­их брать­ев. Как же так - они бе­гут ту­да, в смерть, а я ос­та­юсь здесь, у них за спи­ной? Обя­за­тель­но на­до бе­жать с ни­ми, ту­да, за на­сыпь. Я знаю, там уже не бу­дет страш­но, там мыс­лей нет, толь­ко об­ра­зы: "Коч­ка. Па­дать. Здесь бе­гом. Стре­ля­ют. Вон он, су­ка, в ок­не! Оче­редь ту­да. Еще ма­га­зин. Еще! За­ткнул­ся. Бе­гом". Там, за на­сы­пью, все на­рав­не, все сол­да­ты, у всех рав­ные шан­сы, и ко­му жить, а ко­му уми­рать, ре­ша­ет судь­ба.

Че­рез два­дцать ми­нут - пер­вый "двух­со­тый". Его, за­вер­ну­то­го в пла­щ-па­лат­ку, вы­во­зит наш МТЛБ. Он по­яв­ля­ет­ся под мос­том, про­хо­дит в про­лом в за­бо­ре и ос­та­нав­ли­ва­ет­ся во дво­ре. Еще че­рез два­дцать ми­нут око­ло МТЛБ уже с де­ся­ток ра­не­ных, све­жие бин­ты страш­но вы­де­ля­ют­ся на фо­не чер­ных осу­нув­ших­ся лиц. Ра­не­ные нерв­но ку­рят, под­дер­жи­вая друг дру­га, са­дят­ся в "мо­то­лы­гу". "Мо­то­лы­га" раз­во­ра­чи­ва­ет­ся, ухо­дит в гос­пи­таль. Уби­тый тря­сет­ся на бро­не, его ступ­ни ко­лы­шут­ся в такт дви­же­ни­ям ма­ши­ны...

Еще че­рез два­дцать ми­нут пять­сот шес­той воз­вра­ща­ет­ся. Там, за до­ро­гой, огонь "че­хов" слиш­ком плот­ный, ар­тил­ле­рия не сде­ла­ла сво­его де­ла, пе­хо­та не мо­жет взять до­ма, и их ко­ман­дир от­во­дит ро­ты на­зад. Ма­лень­кие фи­гур­ки сно­ва пе­ре­бе­га­ют до­ро­гу, сно­ва за­ле­га­ют вдоль на­сы­пи. Сно­ва на­чи­на­ет ра­бо­тать ар­тил­ле­рия. Мы сно­ва ждем.

...Двенадцать. Об­стрел во вто­рой раз пе­ре­но­сит­ся вглубь, во вто­рой раз пе­хо­та под­ни­ма­ет­ся в ата­ку, вто­рой раз ис­че­за­ет за на­сы­пью. Те­перь вро­де ус­пеш­но. Бе­гу в вось­мую ро­ту, ко­то­рая куч­ку­ет­ся взво­да­ми око­ло за­бо­ра, по­ку­ри­ва­ет в ожи­да­нии, на­хо­жу рот­но­го. Тот в оче­ред­ной раз по­вто­ря­ет ко­ман­ди­рам взво­дов за­да­чу. Те по­нят­ли­во ки­ва­ют. В этот са­мый мо­мент слы­шен при­каз по ра­ции - вы­дви­га­ем­ся.

Мы идем со вто­рым взво­дом. Дер­жим­ся все­ме­ром - рот­ный, Юр­ка, я, пу­ле­мет­чик Ми­ха­лыч, Ар­ка­ша-с­най­пер, Де­нис и Паш­ка. Взвод со­би­ра­ет­ся у про­ло­ма в за­бо­ре, го­то­вый хлы­нуть ту­да по при­ка­зу.

...Пошли!

Вбе­га­ем в про­лом, мет­ров сто до мос­та про­бе­га­ем без про­блем - мерт­вая зо­на, нас не вид­но. У мос­та куч­ку­ем­ся. Око­ло опо­ры, на на­сы­пи, - снай­пер­ское гнез­до, ям­ка, вы­ло­жен­ная меш­ка­ми с пес­ком. Ме­сто иде­аль­ное - сам в те­ни, а об­зор луч­ше не­ку­да. Ми­ха­лыч да­ет ту­да оче­редь, спле­вы­ва­ет: "Вот он, су­ка, где си­дел. Жи­тья от не­го не бы­ло, так дос­тал, гад! Я в не­го цин­ков пять, на­вер­но, вы­пус­тил, да все ни­как вы­ко­вы­рять не мог. Жаль, ушел, сво­лочь бо­ро­да­тая".

Сра­зу за мос­том в го­род ухо­дит длин­ная пря­мая ули­ца. Там, мет­рах в че­ты­рех­стах от нас - пять­сот шес­той и "че­хи". Что там сей­час тво­рит­ся, сам черт не пой­мет, "че­хи" то ли контр­ата­ку­ют, то ли про­сто со зло­сти лу­пят по­чем зря, но по ули­це не прой­дешь - трас­се­ры ле­тят вдоль до­мов, ты­ка­ют­ся в за­бо­ры, стай­ка­ми за­ле­та­ют под мост, по­шур­ки­ва­ют там, бьют в опо­ры, осы­пая нас шту­ка­тур­кой. Од­на строч­ка про­но­сит­ся пря­мо над го­ло­ва­ми. При­се­да­ем ("Твою мать!"), тут же про­бе­га­ем под мос­том ("Впе­ред, впе­ред, по­шли!") и сво­ра­чи­ва­ем от ули­цы на­ле­во, за до­ма. Здесь мож­но вы­пря­мить­ся, сю­да не за­ле­та­ет.

Пе­ред на­ми не­боль­шой арык, сра­зу за ним - пер­вая ли­ния до­мов ча­ст­но­го сек­то­ра. До­мов не­мно­го, ли­ния тя­нет­ся вле­во и впра­во мет­ров на две­сти. За­нять её - на­ша за­да­ча на се­го­дня.

Са­мое пас­куд­ное ме­сто сле­ва, где пер­вый взвод. Там ог­ром­ный пус­тырь, в глу­би­не ко­то­ро­го шко­ла. Спра­ва, где тре­тий взвод, са­мое удач­ное ме­сто - за спи­ной на­сыпь, спра­ва на­сыпь, даль­ше - седь­мая ро­та. Рот­ный за­пра­ши­ва­ет си­туа­цию во взво­дах. Ли­хач, пер­вый взвод­ный, от­ве­ча­ет, что у не­го хре­но­во - до шко­лы мет­ров три­ста пус­ты­ря, в шко­ле "че­хи". Он сам си­дит в ка­на­ве вдоль до­ро­ги, вы­лез­ти не мо­жет, снай­пе­ра бьют на лю­бое ше­ве­ле­ние. Тре­тий взвод­ный от­ве­ча­ет, что у не­го все ти­хо, до­ма пус­ты, мож­но хоть сей­час за­хо­дить. Пио­нер, взвод раз­вед­ки, не от­ве­ча­ет. Я вы­зы­ваю его пер­со­наль­но. Пио­нер опять не от­ве­ча­ет. У нас не­хо­ро­шее пред­чув­ст­вие. Про­дол­жаю вы­зы­вать. На­ко­нец он от­ве­ча­ет в том смыс­ле, что мы дос­та­ли его уже, что он по­ня­тия не име­ет, где на­хо­дит­ся, но, су­дя по все­му, где-то не­да­ле­ко от Ми­нут­ки, "че­хов" тут тьма, они бро­дят груп­па­ми, но все ми­мо не­го, пять­сот шес­той ос­тал­ся да­ле­ко за спи­ной, а он сам идет даль­ше. Рот­ный, ни сло­ва ни го­во­ря, дос­та­ет кар­ту. Смот­рим на кар­ту. Ох, ё! До Ми­нут­ки хрен зна­ет сколь­ко, пол­го­ро­да еще, там глу­бо­кий вра­же­ский тыл, и как ту­да по­пал Пио­нер, со­вер­шен­но не­по­нят­но. Рот­ный бе­рет у ме­ня на­уш­ни­ки, вы­зы­ва­ет Пио­не­ра, ма­те­рит его и при­ка­зы­ва­ет воз­вра­щать­ся.

Тем вре­ме­нем мы вы­сы­ла­ем раз­вед­ку - Ми­ха­лы­ча и Юр­ку, вы­жи­да­ем. Ми­нут че­рез де­сять раз­вед­ка воз­вра­ща­ет­ся - у нас то­же все ти­хо.

Пе­ре­хо­дим арык. За ары­ком - за­бо­ры. Пра­вее в за­бо­ре дыр­ка, взвод тя­нет­ся ту­да це­поч­кой по од­но­му. Пер­вым идет Ма­ла­ха­нов, дол­го­вя­зый за­чу­хан­ный тор­мо­зок, веч­но те­ряю­щий ав­то­ма­ты и по­то­му по­сто­ян­но про­па­даю­щий в осо­бом от­де­ле, где ему шьют де­ло о про­да­же ору­жия. Он под­хо­дит к дыр­ке, с хо­ду от­бра­сы­ва­ет но­гой за­сло­няю­щий её лист ши­фе­ра и под­ры­ва­ет­ся на рас­тяж­ке. Бро­са­ем­ся к не­му. Ма­ла­ха­нов сто­ит, вы­ти­рая за­брыз­ган­ное гря­зью ли­цо, гла­за его вы­ра­жа­ют не­до­уме­ние. Под­бе­га­ем, спра­ши­ва­ем, ку­да ра­ни­ло. Он не зна­ет. Ос­мат­ри­ва­ем его с ног до го­ло­вы. Ни од­ной ды­роч­ки, ни од­ной ца­ра­пин­ки. Не ве­рим се­бе, ос­мат­ри­ва­ем еще раз - нет, точ­но, цел. В ру­баш­ке ро­дил­ся па­рень. Ви­ди­мо Бог и вправ­ду хра­нит де­тей и ду­ра­ков. В том, что Ма­ла­ха­нов ду­рак, ни­кто не со­мне­ва­ет­ся, кто еще так без­дум­но бу­дет пи­хать но­гой вся­кую ерун­ду! Ма­ла­ха­нов сто­ит, хло­па­ет гла­за­ми. По-мое­му, он так и не по­нял, что про­изош­ло. Ма­те­рим его, он ки­ва­ет, по­во­ра­чи­ва­ет­ся, про­ле­за­ет в дыр­ку и не­мед­лен­но под­ры­ва­ет­ся на вто­рой рас­тяж­ке. Дым скры­ва­ет его те­ло, слоя­ми вы­те­ка­ет из дыр­ки. Ну бы­ва­ет же та­кое! Обид­но, вро­де так по­вез­ло пар­ню, и на те­бе! То, что те­перь Ма­ла­ха­нов как ми­ни­мум ос­та­нет­ся без ног, яс­нее яс­но­го, два раза под­ряд чу­да не бы­ва­ет. Ко­гда дым рас­сеи­ва­ет­ся, у нас от­ва­ли­ва­ют­ся че­лю­сти - Ма­ла­ха­нов сто­ит в зна­ко­мой по­зе, про­ти­ра­ет ли­цо, гла­за его по-преж­не­му вы­ра­жа­ют не­до­уме­ние. На пра­вой ла­до­ни, в мя­си­стой час­ти боль­шо­го паль­ца рва­ная ра­на - ос­ко­лок про­шел по ка­са­тель­ной и... И все! Боль­ше ни од­ной ца­ра­пи­ны.

Мол­ча пе­ре­вя­зы­ва­ем его. Пер­вым из сту­по­ра вы­хо­дит взвод­ный. Он вы­сы­па­ет на Ма­ла­ха­но­ва во­рох ма­тю­гов, от­би­ра­ет у не­го ав­то­мат и по­сы­ла­ет на х..., в тыл, в сан­часть, в гос­пи­таль, в осо­бый от­дел, ку­да угод­но, толь­ко что­бы боль­ше это­го по­лу­дур­ка здесь и ду­ху не бы­ло, не же­ла­ет он его ма­те­ри по­хо­рон­ку пи­сать!

Ак­ку­рат­но, вни­ма­тель­но гля­дя под но­ги, про­ла­зим че­рез дыр­ку во двор. Рас­тя­жек боль­ше нет, все снял Ма­ла­ха­нов.

Во дво­ре яб­ло­не­вый сад, са­рай и дом. Стран­но, шесть ча­сов под­ряд тут та­кое мо­ло­ти­ло­во стоя­ло, а дом со­вер­шен­но це­лый, да­же стек­ла в не­ко­то­рых ок­нах ос­та­лись. За­хо­дим внутрь. Две ком­на­ты, боль­шая ис­прав­ная печ­ка, мно­же­ст­во кро­ва­тей с по­душ­ка­ми и одея­ла­ми. Да, се­го­дня бу­дем спать как лю­ди - в те­п­ле и на кро­ва­тях. Рот­ный го­во­рит, что КП бу­дет здесь. Нам же при­ка­зы­ва­ет про­че­сать ос­таль­ные до­ма, так, для по­ряд­ка, яс­но, что они то­же пус­ты. Вы­хо­дим во двор, раз­де­ля­ем­ся - по­ло­ви­на на­пра­во, по­ло­ви­на на­ле­во. Толь­ко от­хо­дим на не­сколь­ко ша­гов, как по дво­рам со сво­лоч­ным та­ким по­сви­стом на­чи­на­ют шле­пать­ся ми­ны. Блин, дос­та­ли эти хре­но­вы ми­но­мет­чи­ки, со­всем стре­лять не уме­ют!

Рас­сы­па­ем­ся по ка­нав­кам. Я сры­ваю ра­цию, вы­зы­ваю ком­ба­та, го­во­рю ему, что нас на­кры­ва­ет ми­но­мет­ка, пус­кай пре­кра­тят огонь. Ком­бат от­ве­ча­ет, что на­ша ми­но­мет­ка вро­де как и не стре­ля­ет. Ору ему, что стре­ля­ет, при­чем хре­но­во - ми­ны пря­мо на нас сы­п­лют­ся. Тут до не­го до­хо­дит, он по­сы­ла­ет ме­ня ку­да по­даль­ше, го­во­рит, что на­ша ми­но­мет­ка не стре­ля­ет, а то, что у нас там ми­ны па­да­ют, - это "че­хи".

Тьфу ты черт, и прав­да "че­хи". Мне ста­но­вит­ся не­мно­го стыд­но за свое па­ни­кер­ст­во. И хо­тя че­чен­ские ми­ны ни­чуть не луч­ше, по­гиб­нуть от вра­же­ско­го ос­кол­ка все-та­ки не так обид­но, как от раз­дол­бай­ст­ва сво­его же Ва­ни-на­вод­чи­ка. Впро­чем, "че­хи" нас, ка­жет­ся, не ви­дят, бьют нау­гад - ми­ны шле­па­ют­ся с боль­шим раз­ле­том. При­дя в се­бя, рас­пол­за­ем­ся по со­сед­ним дво­рам, на­чи­на­ем ос­мат­ри­вать до­ма.

Мне дос­та­ет­ся особ­няк че­рез ули­цу. Пре­ж­де чем бе­жать на ту сто­ро­ну вы­гля­ды­ваю из-за створ­ки во­рот, оце­ни­ваю си­туа­цию. Над го­ло­вой сви­стит, шур­шит, ше­ле­стит ме­талл раз­ных ка­либ­ров. Ид­ти не хо­чет­ся, но на­до. При­гнув­шись, в один при­ем пе­ре­бе­гаю ули­цу, вле­таю в ого­ро­жен­ный вы­со­ким ка­мен­ным за­бо­ром двор особ­ня­ка. Двор боль­шой, бо­га­тый. Сле­ва тем­не­ет вход в под­вал, спра­ва еще од­на сте­на, раз­де­ляю­щая двор на­по­по­лам. За сте­ной кто-то есть - слы­шу, как шу­ру­ет во дво­ре, пе­ре­став­ля­ет ка­кое-то стек­ло. Дос­таю из кар­ма­на гра­на­ту, раз­ги­баю уси­ки, при­го­то­вив­шись ки­нуть её за сте­ну. Кто там? Свои. Кто-то из взво­да Ли­ха­ча за­лез в под­вал.

Над го­ло­вой сно­ва зна­ко­мый ко­рот­кий свист. Ми­на! Я ле­чу ли­цом в пол, хо­тя по­ни­маю, что ни­че­го уже не ус­пею сде­лать, что ме­ня уби­ло, я уже мерт­вый. Упасть ока­зы­ва­ет­ся тя­же­ло, от стра­ха те­ло ста­ло пус­тым и лег­ким. Ми­на уда­ря­ет­ся о зем­лю рань­ше, чем я ("Вот оно! Не ус­пел! Сей­час ос­кол­ки по но­гам, в жи­вот..."), ко­рот­ко рез­ко раз­ры­ва­ет­ся, по ушам силь­но уда­ря­ет взрыв­ной вол­ной и... Ни­че­го. Ни ос­кол­ков, ни сы­п­лю­щей­ся зем­ли, ни ды­ма. Хо­тя взо­рва­лось во дво­ре, это точ­но. Под­ни­маю го­ло­ву, ос­мат­ри­ва­юсь. Ага, вот в чем де­ло - ми­на упа­ла в двух-трех мет­рах от ме­ня, но - за раз­де­ляю­щей двор сте­ной. По­вез­ло.

Вы­хо­жу на ули­цу. Од­но­вре­мен­но из дру­гой по­ло­ви­ны дво­ра вы­во­дят пар­ниш­ку - сви­тер на ло­пат­ке ра­зо­рван, сквозь бин­ты по­ло­сой от пле­ча к по­зво­ноч­ни­ку про­са­чи­ва­ет­ся кровь. Ли­цо блед­ное, сла­бое, вид­но, что ему пло­хо - ра­ни­ло, в об­ще­м-то, серь­ез­но. Вы­зы­ваю по ра­ции "мо­то­лы­гу" эва­куи­ро­вать "трех­со­то­го". Че­рез па­ру ми­нут она при­хо­дит. Смот­рю, как ра­не­но­го са­жа­ют в ма­ши­ну, и вдруг лов­лю се­бя на мыс­ли, что зря она не взо­рва­лась в мо­ей по­ло­ви­не дво­ра - так бы в гос­пи­таль к мед­се­ст­рам и чис­тым про­сты­ням по­ехал бы я. Впро­чем, чув­ст­во это се­кунд­ное, ми­мо­лет­ное - тут же стря­хи­ваю его с се­бя, по­прав­ляю ав­то­мат и иду к нам в дом.

Там все уже в сбо­ре. Ра­бо­та ки­пит: пар­ни вы­кла­ды­ва­ют кир­пи­чом бой­ни­цы, за­ве­ши­ва­ют ок­на, раз­жи­га­ют печ­ку, та­щат на стол най­ден­ные в под­ва­ле бан­ки с до­маш­ни­ми за­го­тов­ка­ми. Ко­гда все де­ла сде­ла­ны, са­дим­ся ужи­нать. Ужин се­го­дня не­ви­дан­ный - по­ми­дор­чи­ки-о­гур­чи­ки, мед, раз­лич­ные ва­ре­нья, хлеб, ту­шен­ка, греч­ка, мас­ло, чай. Уди­ви­тель­ное бо­гат­ст­во. От ви­да еды сво­дит же­лу­док - по­след­ний раз ели ут­ром в ди­рек­ции, с тех пор во рту не бы­ло и ро­син­ки, а вре­мя-то уже к ве­че­ру, смер­ка­ет­ся. Уси­лен­но на­ва­ли­ва­ем­ся на все это де­ло, толь­ко лож­ки мель­ка­ют. В са­мый раз­гар ужи­на в ком­на­ту за­хо­дит Ли­хач, ос­та­нав­ли­ва­ет­ся в две­рях, смот­рит, как мы едим. Гла­за ка­кие-то стран­ные, чум­ные. Мы при­гла­ша­ем его к сто­лу, но он не под­хо­дит, сто­ит не ше­ве­лясь, смот­рит. По­том го­во­рит хри­п­ло: "Ме­ня ра­ни­ло". Хо­тим его пе­ре­вя­зать, но он го­во­рит, что не на­до, пе­ре­вя­за­ли уже. Ра­ни­ло его еще во взво­де, в но­гу ос­кол­ком, но в гос­пи­таль он не пой­дет - взвод ос­та­вить не на ко­го. Рот­ный ве­лит ему схо­дить в сан­часть, за­пи­сать ра­не­ние. Ли­хач от­ве­ча­ет, что хо­дил уже, еще с ми­ну­ту сто­ит мол­ча, по­том по­во­ра­чи­ва­ет­ся и вы­хо­дит. Мы смот­рим ему вслед - стран­ный ка­кой-то, кон­ту­зи­ло его вдо­ба­вок, что ли? Хо­тя, ес­ли в ляж­ку же­ле­зом за­ря­дит, еще и не та­ким стран­ным ста­нешь. Ко­гда он ухо­дит, опять на­ва­ли­ва­ем­ся на еду с преж­ней ско­ро­стью. Вше­сте­ром под чай съе­да­ем три лит­ра ме­да.

По­ка едим, на ули­це ста­но­вит­ся со­всем тем­но. Рас­пре­де­ля­ем фиш­ки на ночь. Сто­ять бу­дем по двое по три ча­са. Мне вы­па­да­ет сто­ять с Юр­кой, с ча­су до че­ты­рех. Са­мое не­удоб­ное вре­мя - при­дет­ся сон на­двое ло­мать.

Пер­вы­ми на фиш­ку идут Ми­ха­лыч с Ар­ка­шей. Мы же ло­жим­ся спать.

Ми­ха­лыч толь­ко-толь­ко ка­са­ет­ся мое­го пле­ча, как я про­сы­па­юсь. Без де­ся­ти час. Бу­жу Юр­ку. Оде­ва­ем­ся, идем на фиш­ку. Фиш­ка у нас на­хо­дит­ся в се­нях. Ок­на на­глу­хо за­ло­же­ны кир­пи­чом, лишь в двух ос­тав­ле­ны не­боль­шие бой­ни­цы. В бой­ни­цах тор­чат ПКМы, пе­ред ка­ж­дым пу­ле­ме­том - до­ро­гое мод­ное крес­ло с при­кро­ват­ным сто­ли­ком из ка­рель­ской бе­ре­зы, на сто­ли­ках сто­ят ко­роб­ки с лен­та­ми. Мо­лод­цы ре­бя­та, здо­ро­во здесь все обо­ру­до­ва­ли, на та­кой фиш­ке мож­но и по шесть ча­сов си­деть. Са­дим­ся в крес­ла, но­ги ки­да­ем на по­до­кон­ни­ки, од­ну ру­ку на при­клад пу­ле­ме­та, в дру­гой си­га­ре­та - ку­рим.

Ту­шим си­га­ре­ты, вы­гля­ды­ва­ем в бой­ни­цы. Сна­ру­жи все го­раз­до ху­же, чем внут­ри, фиш­ка вы­бра­на очень не­гра­мот­но. Мы за­пер­ты в три­дца­ти­мет­ро­вом про­стран­ст­ве дво­ра и, что тво­рит­ся за ним, не ви­дим - сле­ва за­бор, спра­ва са­ды, пря­мо пе­ред на­ми со­сед­ский дом - под­хо­ди в пол­ный рост и рас­стре­ли­вай нас как угод­но, об­зо­ра нет ни­ка­ко­го. Лишь ле­вее в от­кры­тую створ­ку во­рот ви­ден ку­сок ули­цы и од­но ок­но до­ма на­ис­ко­сок на про­ти­во­по­лож­ной сто­ро­не.

По уму фиш­ку на­до бы­ло вы­став­лять в том до­ме, ко­то­рый пе­ред на­ми. Он сто­ит мет­рах в три­дца­ти от нас, пер­пен­ди­ку­ляр­но ули­це, с его чер­дач­но­го ок­на вид дол­жен быть про­сто ве­ли­ко­леп­ный, вид­но всю-в­сю ули­цу и са­ды сле­ва. Ес­ли один пу­ле­мет ос­та­вить здесь, а один пе­ре­не­сти ту­да, ни од­на сво­лочь не про­ско­чит. Го­во­рю об этом Юр­ке. Юр­ка гля­дит на дом, на те мет­ры, что от­де­ля­ют его от нас, на пу­ле­ме­ты, при­ме­ри­ва­ет­ся и не­ожи­дан­но го­во­рит, что фиш­ка вы­бра­на про­сто от­лич­но. Я с не­до­уме­ни­ем смот­рю на не­го. В его ли­це от­чет­ли­во чи­та­ет­ся страх, вид­но, что он не ис­пы­ты­ва­ет ни ма­лей­ше­го же­ла­ния про­би­рать­ся но­чью в тот дом, пол­то­ра ча­са си­деть там од­но­му от­ре­зан­ным от все­го взво­да, а по­том полз­ти на­зад.

Юр­ка по­ни­ма­ет, что я по­чув­ст­во­вал его страх, пе­ре­во­дит раз­го­вор на то, что там при­дет­ся си­деть на го­лом по­лу в хо­ло­де, а здесь та­кие мяг­кие удоб­ные крес­ла, об­зор бо­лее-ме­нее нор­маль­ный, да и ре­бя­та ря­дом, в об­щем, со­вать­ся ту­да не­за­чем. Что ж, зна­чит, ос­та­ем­ся на этой не­ум­ной, за­то ком­фор­та­бель­ной фиш­ке, я один то­же ту­да не по­ле­зу.

По ули­це со сто­ро­ны "че­хов" про­но­сит­ся строч­ка трас­се­ров. Я бе­ру "ноч­ник" (при­бор ноч­но­го ви­де­ния. - Ред.) и вы­хо­жу на ули­цу. Ста­нов­люсь на крыль­це за ра­му ок­на, на­блю­даю. В "ноч­ни­ке" все не­при­выч­но зе­ле­ное, но вид­но дос­та­точ­но от­чет­ли­во. Вот дом на той сто­ро­не ули­цы, вет­ки яб­лонь ше­ве­лят­ся от вет­ра, и ка­жет­ся, что в ок­не кто-то дви­га­ет­ся. Но там ни­ко­го нет, это про­сто об­ман зре­ния. Вот наш БТР из третье­го взво­да. Го­ря­чий мо­тор на­грел кор­пус, и его вид­но во­об­ще ве­ли­ко­леп­но, вплоть до кле­пок на бро­не. Во­ди­ла кру­тит­ся во­круг ма­ши­ны, что-то ре­мон­ти­ру­ет. До не­го мет­ров сто пять­де­сят, но при та­кой ви­ди­мо­сти я лег­ко смог бы по­пасть ему в глаз. От этой мыс­ли мне ста­но­вит­ся не­уют­но, я от­ры­ва­юсь от “ноч­ни­ка”, при­се­даю за сте­ну. В гла­зах зе­ле­ное мер­ца­ние, пер­вое вре­мя, по­ка зрач­ки не при­вы­ка­ют к тем­но­те, ни­че­го не мо­гу раз­ли­чить. По­том пред­ме­ты про­сту­па­ют сквозь зе­лень, ви­жу сту­пень­ки, по­рог, дверь. Воз­вра­ща­юсь в дом, са­жусь в свое крес­ло. Ос­тав­шее­ся вре­мя си­дим с Юр­кой мол­ча, слу­ша­ем тем­но­ту, "па­лим фиш­ку".

На­шим ноч­ным бде­ни­ям под­хо­дит ко­нец. Без де­ся­ти че­ты­ре бу­жу Де­ни­са с Паш­кой. Они при­хо­дят за­спан­ные, мол­ча сме­ня­ют нас, не от­кры­вая глаз, тя­же­ло плю­ха­ют­ся в крес­ла. По-мое­му, они за­снут, как толь­ко мы за­кро­ем за со­бой дверь. Гля­дя на их ко­рот­ко стри­жен­ные за­тыл­ки, вспо­ми­наю, как дней пять на­зад двое вот так же ус­ну­ли на фиш­ке. Они си­де­ли в от­дель­ном окоп­чи­ке, в от­да­ле­нии от ро­ты. Был день, опа­сать­ся на­до бы­ло толь­ко снай­пе­ров - кто же средь бе­ла дня по­ле­зет на по­зи­ции про­тив­ни­ка - и они, ук­ры­тые зем­лей от оп­ти­че­ских при­це­лов, рас­сла­би­лись, за­сну­ли, при­сло­нив­шись к стен­ке око­па. Отя­же­лев­шие го­ло­вы скло­ни­лись на грудь, за­тыл­ки под­став­ле­ны солн­цу... Двое “че­хов” вы­лез­ли из сво­их раз­ва­лин, спо­кой­но, в пол­ный рост по­до­шли, вы­стре­ли­ли им обо­им в за­ты­лок и так же спо­кой­но уш­ли, за­брав ав­то­ма­ты и цин­ки с па­тро­на­ми.

Смот­рю на Де­ни­са с Паш­кой и ду­маю, что на­до бы их рас­тол­кать, по­тре­пать­ся с ни­ми ми­нут де­сять, пус­кай про­снут­ся. Но пе­ре­ду­мы­ваю - вре­мя сна слиш­ком дра­го­цен­но, что­бы тра­тить его на бол­тов­ню. Да черт с ни­ми, в кон­це-то кон­цов! Все рав­но в слу­чае че­го их пер­вы­ми за­ре­жут, мо­жет, хоть крик­нуть ус­пе­ют…

Про­мозг­лое ту­ман­ное ут­ро встре­ча­ет нас ти­ши­ной. Вы­хо­дим из до­ма, мо­чим­ся, слу­ша­ем, что тво­рит­ся в при­ро­де. В при­ро­де ни­че­го не тво­рит­ся, на ули­це мир­но, спо­кой­но, как буд­то и не штурм во­все. Сад, яб­ло­ни, ту­ман, ти­ши­на… У ме­ня на да­че бы­ва­ет точ­но так же, ес­ли в ав­гу­сте про­снуть­ся по­рань­ше, ко­гда при­ро­да еще не ото­шла от ноч­но­го хо­ло­да. То­гда то­же мож­но за­стать та­кую вот сты­лую ти­ши­ну, и пах­нет так же, пре­лы­ми ли­сть­я­ми, ут­ром и осе­нью.

Поль­зу­ясь слу­чай­ной пе­ре­дыш­кой, ре­ша­ем по­мыть­ся. Вы­но­сим из до­ма та­зи­ки, рас­став­ля­ем их на та­бу­рет­ках, ки­пя­тим во­ду. По­том фыр­ка­ем на ули­це, мо­ясь по оче­ре­ди - двое мо­ют­ся, двое ки­пя­тят во­ду, двое сто­ят ря­дом с ав­то­ма­та­ми. Мо­ем­ся бы­ст­ро, се­го­дня на­вер­ня­ка опять пой­дем впе­ред, а вре­мя вось­мой час уже.