|
|
«Атеперь я в медсанбате, на кровати, весь в бинтах…» ОлегШатохин:- Меня после оказания первой помощизагрузили в вертолет и - в Моздок, в госпиталь, на операцию. Наверное, Бог меня
гладит, или ангел-хранитель… В меня попало три пули из крупнокалиберного
пулемета. Шов на ноге на ране был длиной двадцать два сантиметра, где пуля
вошла, и восемь сантиметров - где вышла. В плечо пуля вошла касательно, на
майке входное отверстие и выходное на расстоянии трех миллиметров, вошла,
чиркнула и ушла. На свитере одна дырка сантиметров пять от другой, на штормовке
- сантиметров десять. Под одежду зашла, тронула тело и ушла. Как работал госпиталь в Моздоке… Ятакого даже представить не мог. Там все делалось бегом. С вертолета меня на
носилках - бегом, прибегаем в какую-то палатку, пять секунд - медсестра кладет
мне документы на грудь и - понесли бегом дальше. Принесли в здание, в коридоре
из-за угла выплывает рентгенаппарат. - «Не шевелись!» - командует врач. – «А
свинцовые пластины на яйца?» - «Перебьешься!» Заносят в палату, вошел доктор
через минуту, сортирует раненых: «Этого - первого, этого - второго, этого -
третьего!». Потом узнал, что в этот госпиталь до ста шестидесяти человек в день
поступало. И чтобы всех за день прооперировать, и чтобы к вечеру были пустые
койки - раненых отправляли в другие госпитали на лечение. Уже к вечеру в палате
был второй ярус - на кровать ставили носилки с ранеными. И всем - бирочки на
руку на пластыре. А стон стоял! Минут через десять меня - хоп на каталку.
Операционная: четыре стола, везде оперируют - конвейер. Меня привязывают, что-то
подключают, вводят анестезию, невольно сказал: «Ой, как крыша-то поехала!», и
все, трехмерное пространство, откуда-то слышу голоса… Потом, когда операция закончилась, началпытаться прийти в себя. Слышу смех - сосед рядом. Когда мужики отходят от наркоза,
это такой спектакль, всех заносит! Один морпех орал: - «Да меня х… победишь!» Я пришел в себя, слышу голос медсестры:«О, Олежек наш пришел в сознание…», а глаза не могу настроить, потом лица
начали проявляться. Кто-то из девчонок-медсестер говорит мне: - «Ну что - не
передумал?» - «Что?» Слышу - вся палата хохочет. Мне кто-то рассказывает: «Ты
глаза настраивал после наркоза, потом разглядел медсестру: «Ты кто?» - «Я
Лена». - «Лена… Вот бы я тебя…» - «Значит, будешь жить». Девчонки-медсестры пришли, отмыли мнеруки - я же грязный был и весь в крови. Ноги отмыли. Бинты надо менять - хрен
отдерешь, присохли к ране. Девчонки - памятник им надо поставить, как они с
нами такими справлялись… Накормили. Жор такой на меня напал. Медсестра говорит:
«Ну, если трахаться хочешь, есть хочешь - жить будешь железно!».К вечеру, слышу, сел самолет - повезутна Ростов. Потом самолеты - на Питер, в Москву. - «Мне бы поближе к Нижнему…» -
думаю про себя. Летим в Москву. Перед полетом всех укололи промедолом: боли все
время были. В самолете еще кого-то оперировали. Прилетели - всех по
ведомственным госпиталям. Нас - в Подольский госпиталь. Это было 22 февраля.
Никому первое время мы нахрен были не нужны, положили сначала в коридоре, я
матерюсь. Потом перенесли в палату. Я посмотрел по сторонам и понял, что хотя
мне и очень больно, но я - целый. По сторонам - лежат парни без рук, без ног,
из Майкопской бригады, Волгоградского полка. Калека на калеке. А у меня-то все
на месте… «Отецприехал с анатомическим атласом…» - На следующий день, 23 февраля, у моегоотца - день рожденья. Мать с днем рожденья перед этим не поздравил, понял, что
поэтому она должна быть в трансе, догадывается, где я могу быть. На первом
этаже госпиталя был переговорный пункт. Звоню домой. Отец трубку взял: «Пап, с
днем рожденья тебя!» - «Ты где?» - «Да приболел, в госпитале», – «В каком?» -
«В Подольске». - «Тебе ноги оторвало?» - «Нет!» - слышу: «Мать! Сын звонит, а
ты все «убили-убили», не убили его - заболел». Слышу в трубке - мать плачет:
«Сынок, живой».Утром родители уже были у меня - изТамбова недалеко. Отец у меня хирург, с анатомическим атласом ко мне приехал. -
«Куда тебе пуля попала? - я показал. Он посмотрел и говорит: - «Я все-таки
хирург известный, с таким ранением в лучшем случае тебе должны были ногу
отрезать: пуля попала в самое сплетение нервов и сосудов. Нереально было такое
кровотечение остановить». В военном училище другого источникадохода курсанта, кроме как сдать кровь, у нас не было. Иногда в месяц два раза
по четыреста граммов сдавал, шесть с половиной литров за четыре года сдал.
Наверное, организм привык к большим кровопотерям, поэтому я и выжил… Хотя,
когда ранило, было уже какое-то холодообразное ощущение, и понимаешь, что жить
тебе осталось минуту.Утром к нам в палату пришел Жириновский,подарил свои книги, где он собирался в Индийском океане сапоги мыть. Сказал,
что мы герои, патриоты. Потом пришли девчонки из местной школы с гитарой, -
«Хотим вам песни попеть!». А я увидел гитару… Спел ту песню Высоцкого - «Жил я
с матерью и батей…» Приезжал ко мне мой комбат Васильев, вотпуск - «Показывай, - говорит, - как тебя заштопали». Мы с ним тогда две
бутылки водки «Белого орла» выпили.В апреле, когда у меня дочка родилась, ясбежал из госпиталя, на костылях. Из моих друзей тяжелей всех досталосьСереге Казанцеву - ему двадцать операций сделали. Его ранило в первом бою, в
окопах, в рукопашной, пулями со смещенным центром. Одна перебила руку, вторая
попала в легкое и стала кувыркаться вниз, пробила легкое, селезенку, кишечник и
в тазе ударила в позвоночник. Ноги отказали. Таких не вытаскивают… Я приехал -
он никакой, пролежни, только рукой правой шевелил, - «Сдохнуть хочу, хрен ли
мне этот орден, не надо». Ему пришел орден Мужества и капитанские погоны. Потом
мы с ним гуляли по Питеру, он - на инвалидной коляске. Каждые два часа ему надо
было делать укол, а колоть некуда - одни кости. Потом в Саки вместе с ним
ездили…
Киселев Валерий Павлович, журналист, писатель. Работаю над книгой про 245-й гв. мотострелковый полк
|
